Ломбардцы
В общем, слишком много односложных отрывочных слов, и вообще здесь торжествует скорее аккомпанемент, чем пение.
"Фигаро"
Разумеется, Мерелли предложил Верди новый контракт, который тот, разумеется, принял (по наущению Стреппони сумма составила восемь тысяч - ровно столько, сколько получил Беллини за "Норму". Если за одиннадцать лет лира не упала, факт многозначительный). Либретто, учитывая сжатые сроки, выбирали долго - и в конце концов остановились на "Освобожденном Иерусалиме" Тассо, который Солера приспособил для нужд композитора. К сожалению, не располагаю перепиской между ними - но нет сомнений, что таковая имело место быть, и какие-то пожелания Маэстро высказал. Удивляет быстрота работы: осенью 1842-го еще не было закончено либретто, а 11 февраля 1843-го опера уже звучит в "Ла Скала". Успех не меньший, если не больший, чем у "Набукко" (до конца сезона она пройдет еще 27 раз).
Однако причины этого успеха были весьма специфичны: публика вдохновилась прежде всего идеей борьбы с угнетением (чему свидетельством служит немедленно ушедший в народ хор: "O, Signore, dal tetto natio...", на время затмивший даже "Va, pensiero"). Прочие же линии, очевидно, такого пристального внимания и любви не удостоились - и напрасно.
Прежде всего это касается Пагано - центральной фигуры оперы. Конечно, можно рассматривать его как бледную реинкарнацию Набукко, или прототип Дона Альваро, или как типичного оперного злодея - но мне кажется, фигура это вполне самостоятельная. Нетривиален как сам путь от смертного греха через покаяние к святости, так и его атрибуты: у получившего всеобщее проклятие в начале проклинавшие просят благословения в конце.
Из недостатков бросается в глаза жутко растянутое последнее действие, где, за исключением последней битвы и смерти Пагано, не происходит ничего. Если бы не это - думаю, опера стала бы вровень с "Набукко", ибо запоминающихся моментов масса.
Прекрасна молитва Джизельды:
,
предвосхищающая понятно чью молитву (Галь пишет, что еще и "Laudi alla Vergine" - ну, на то он и музыковед, чтобы слышать то, что не слышим мы, простые смертные, и просвещать нас, дураков).
Мне еще очень нравится этот кусочек ("No, no giusta causa" - не музыкальном плане, а в драматическом, пожалуй - даже в этическом: в разгаре Крестового похода пленная христианка напоминает, что мусульмане - тоже люди и резать их нехорошо, хотя бы и во имя Бога).
Ну и, разумеется, финал III акта, о котором тот же Галь совершенно справеливо пишет, что "тот содержит терцет, который поднимается до высот самой зрелой вердиевской манеры письма..."
