Этим полукреслом мастер Гамбс начинает новую партию мебели. Наконец-то нашел переписку Маэстро - правда, на английском и неполную, но все же лучше, чем ничего. Буду выкладывать в хронологическом порядке, пропуская то, что уже есть у Бушен и Эсе (и наоборот, вставляя то, что пропущено у них). Большой соблазн подредактировать и их переводы, но, разумеется, не буду этого делать, ибо лень так как, надеюсь, они все же держали в руках итальянские оригиналы. Замечу только, что многие углы они (особенно первая) сгладили и многие выражения смягчили, а то и вовсе выбросили. Вообще их отношение к эпистолярному наследию Маэстро прекрасно описывает английский издатель: "The letters containing these specifications occupy fifty printed pages in the Italian edition. The most important are included here". Motherfucker!! Да кто ты какой, чтобы решать - что важно, а что неважно?! Публикуй все, бумага стерпит потомки разберутся.

Опять же, многие вещи можно понять только из контекста, и чем богаче будет этот контекст, тем глубже будет наше понимание. Не могу сказать, что за эти два месяца я открыл для себя что-то принципиальное новое, или мое отношение к Верди кардинально изменилось, но, безусловно, я лучше узнал его как Человека - официального и задушевного, неимоверно высокомерного и чрезвычайно скромного, деревенски грубого и изысканно вежливого, очень разного и вместе с тем удивительно цельного. 

Совсем обойтись без комментариев, конечно, не получится, но постараюсь свести их к минимуму. Andiam, incominciate!

Пьетро Мазини (1)                                                                                                                                                  Милан, 1837 г.

Дорогой друг, 

Вчера наконец пришел импресарио, и я без предисловий приступил прямо к делу. Он отвечал, что не может взять на себя риск постановки новой оперы, в успехе которой сомневается. А я-то думал, будто то, что люди изо всех сил стараются снискать его расположение - пустая болтовня. Не помню, что я говорил, но так и не смог втянуть его в дискуссию, и его позиция осталось неизменной. Если бы я не видел его первый раз в жизни, то был бы убежден, что некий недоброжелатель настроил его против меня. Но этого не может быть. Подавленный и раздраженный, я ушел без всякой надежды.

Бедные молодые люди! Что пользы от учебы и работы без всякого поощрения? Скажи мне, не мог бы ты поговорить с Мерелли (2) и узнать, возможна ли постановка в каком-нибудь из миланских театров? Скажи ему, что я покажу партитуру ведущим певцам, и если они забракуют ее, то опера не пойдет. Ты окажешь мне этим большую услугу. Может быть, ты вознесешь меня из ничтожества, и я буду тебе благодарен навек. Обратись и к Пьяцце (3) и расскажи ему обо всем. Буду ждать твоего ответа в Борго-Сан-Доннино около Буссето.

Сердечно обнимаю тебя и остаюсь твоим верным другом.

1 - личность совершенно неизвестная.

2 - Бартоломео Мерелли, личность более чем известная, антрепренер "Ла Скала" времен раннего Верди. Слишком сложная, чтобы рассказать о ней в двух словах. Так или иначе - именно он купил и поставил четыре первые оперы Маэстро.

3 - Антонио Пьяцца, либреттист "Рочестера", нулевой оперы Маэстро, о которой и говорится в письме.

Графу Мочениго (4)                                                                                                                                     25 мая 1843 г.

Дорогой граф, 

Я получил контракт. В нем есть несколько неприемлемых для меня пунктов, и поскольку ни вы, ни я не хотим довести дело до судебного разбирательства, я сделал несколько изменений, которые, разумеется, вы можете принять или нет.

Я не могу связать себя Статьей 2 контракта, поскольку директор может отклонить и первый, и второй варианты либретто,  - и так до бесконечности. Директор может быть уверен, что я выберу либретто по своему вкусу и приложу все усилия для написания хорошей музыки. Поэтому если директор мне не доверяет, пусть пишет либретто сам, и я оплачу его, если сумма не будет слишком велика.

Я не могу связать себя Статьей 3, поскольку (как я уже сообщал в последнем письме из Удине) я всегда делаю инструментовку во время фортепианных репетиций, и партитура не бывает готова раньше генеральной.

В статье 7 нужно удалить фразу: "после третьего спектакля", так как третий спектакль может не состояться по множеству причин, и я не должен быть этим связан.

В девятую статью должны быть добавлены следующие пункты:

2. Обсуждаемое либретто публикуется за счет Маэстро.

3. Маэстро Верди обязуется поставить новую оперу (5) через месяц после "Ломбардцев" при том условии, что ему обеспечат необходимое количество репетиций.

7. Ему должны уплатить 12000 (двенадцать тысяч) австрийских лир тремя равными частями: первую - по прибытии в город, в вторую - на первой оркестровой репетиции, третью - после генеральной.

10. Артистов для новой оперы маэстро Верди выберет сам из труппы компании.

Не высылаю контракта обратно, поскольку он слишком велик. Но по вашему указанию верну или уничтожу его. Если ответите на это письмо ближайшей почтой, адресуйтесь в Парму, в противном случае - в Милан.

С величайшим почтением, остаюсь преданный вам.

4 - директор "Ла Фениче", Венеция. Маэстро предлагают поставить там "Ломбардцев".

5 - новую для Венеции. Очевидно, речь о "Набукко".

Графу Мочениго                                                                                                                                                       Милан, 29 июня 1843 г.

Дорогой граф,

Посылаю вам набросок "Катерины Говард". Я мог бы предложить два других сюжета, намного превосходящих этот, но не знаю, подойдут ли они. Первый - "Кола де Риенци", прекрасный сюжет, но требует очень аккуратной обработки (6), иначе не пропустит полиция. Другой - "Падение Лангобардов" - тоже великолепен, но мне нужен баритон для Шарлеманя и настоящий бас для Дезидерия, последнего короля лангобардов.

6 - учитывая, что его полугодом ранее уже очень аккуратно обработал Вагнер - ювелирной.

Джузеппе Кавальери (7)                                                                                                                                    Венеция, 12 декабря 1843 г.

...Смейся, если хочешь, но я буду в Милане на постановке "Эрнани"! (8)

7 - Эсе цитирует только начало без атрибуции, Бушен, обрезав начало и конец, называет адресатом Джузеппину Аппиани. Прекрасная работа!

8 - к тому времени Верди уже сильно охладел к "Ла Скала", и "Эрнани" писался не для него. Но что тут смешного - для меня непонятно.

Винченцо Флауто (9)                                                                                                                                                              21 марта 1844 г.

Выбор между возможностью написать оперу на поэму столь известного поэта, синьора Каммерано (10) с таким составом исполнителей и подвергать опасности свою репутацию в театре "Массимо" (11) заставляет меня, не теряя времени, принять ваше предложение на следующих условиях:

1. Оперная компания выплатит мне 550 (пятьсот пятьдесят) золотых наполеондоров (12), или 11000 франков, тремя равными частями: первую - по прибытии в город, вторую - на первой оркестровой репетиции, третью - на следующий день после премьеры.

2. Компания перешлет мне либретто синьора Каммерано в Милан к концу нынешнего, 1844 года.

3. Я обязуюсь представить оперу к концу июня.

4. Певцов подберу из штата компании по своему усмотрению, безусловно рассчитывая на Тадолини (13), Фраскини (14) и Колетти (15).

9 - импресарио театра "Сан Карло", Неаполь

10 - настолько известного, что Маэстро не знает, как правильно пишется его фамилия. Очевидно, речь об "Альзире".

11 - Палермо

12 - франк в то время был достаточно устойчив, но, видимо, Верди очень нравились наполеондоры. 

13 - Евгения спела много премьер, в том числе "Линду" и "Марию де Роган", но с Верди ей не повезло - только "Альзира".

14 - Гаэтано повезло больше: первый Заморо, Коррадо, Арриго, Стиффелио и Рикардо.

15 - Филиппо тоже не особенно повезло: ему достались Гусмано и Франческо, а вот Симон и Лир - не достались.

Антонио Барецци (16)                                                                                                                          Милан, 22 апреля 1844 года

Маэстро Верди несколько дней давал мне уроки контрапункта, потому что иностранцев и провинциалов не берут в консерваторию (17); если я попаду в нее - то только благодаря благосклонности, которую вице-король и правитель Милана испытывают к синьору Верди. Больше того, он выпросил для меня рекомендацию, которую я перешлю вам, как только получу. Многие студенты платили бы синьору Верди по два или три талера за урок, но он всем отказывает, кроме меня, бедолаги, которому уже оказал тысячу милостей, а теперь вдобавок дает уроки, и не пару раз в неделю, а каждое утро. Я паражон. Это просто удивительно. Очень часто, когда он просит что-нибудь сделать для него, он даже предлагает мне остаться на обед. Мой Маэстро так велик душой, благороден, мудр и так сердечен, что я могу поставить рядом с ним только вас, и скажу: вы - два самых щедрых сердца на всем белом свете!

                                                                                                                                                               Эммануэле Муцио (18)

16 - крестный отец Верди в самом широком смысле. Без этого человека никакого Маэстро не было бы - был бы буссетский органист. Заметил его еще ребенком, организовал ему стипендию, добился экзамена в консерватории, выдал замуж свою дочь, оплачивал учебу и проживание в Милане, а главное - верил в него несмотря ни на что. Умер с именем Верди на устах.

17 - собственно, жители Буссето тоже считались в Милане иностранцами, и никакого права поступать в консерваторию он не имел. Как, впрочем, и Верди.

18 - тоже крестник Барецци и единственный ученик Верди. Тоже сочинял, но быстро забросил это дело и занялся пропагандой творчества учителя - сначала редактируя партитуры и переложения, а потом дирижируя. Учитель Аделины Патти.

Антонио Барецци                                                                                                                                             Милан, 29 мая 1844 года

Я прочитал книгу Фенароли по гармонии. Сейчас делаю общий обзор. Когда я начал отвечать, Маэстро сказал: "Помни, что я безжалостен". Представляете, как я перепугался, но мало-помалу пришел в себя, когда он сказал: "Хорошо!" Имейте в виду, сэр, что он не оставил на месте ни единой ноты; он хочет совершенства. Он не выносит скрытых последовательных квинт и октав, или когда мелодия движется как гамма, без прыжков, или когда они движутся параллельно; и в любом случае в каждой из них должна быть эта нота (19). Требований немного, но трудно их применить на практике. Я буду хранить все эти записи, как драгоценность. Теперь, окончив упражнения по сольфеджио, я принялся за другое. А именно - я размещаю гамму из восьми нот под одной на линейке: одну против одной, две против одной и т. д. Это настоящий контрапункт: ноты, при всем разнообразии перемещений, располагаются одна против другой, - отсюда и идет название "контрапункт", то есть точка против точки, нота против ноты. (Это было вчерашнее объяснение).

До сих пор я изучал гармонию, и будьте уверены, что если бы обучался у другого учителя (кроме того, что он не учил бы так прилежно и внимательно) мне понадобилось бы не меньше года, так как Корбеллини (говорю это вам по секрету), учившийся шесть месяцев, не прошел и половины того, что осилил я в столь короткий срок. Зависит тоже и от желания. И, конечно, учитель много значит. У наемных учителей нет любви и энергии синьора Верди. Если даже я пишу больше басовых партий, чем он мне задает, он рад и доволен этому и разрешает писать столько, сколько мне хочется, - лишь бы было правильно. И другие учителя не объясняют так хорошо и подробно, как синьор Верди. При таком подходе студент учится любить свою работу.

Сказать по правде, я родился счастливчиком: во-первых, нашел бесподобного мецената, который мне помог, во-вторых, нашел учителя с такой известностью и европейской славой, как синьор Верди - кумир миланской публики. [...]

Учитель хочет, чтобы я начал ходить в театр. Это потребует расходов, но он сказал не беспокоиться об этом и ходить только по его указанию, на хорошую музыку. Когда он отправляет меня в театр - это приказ, и на утреннем уроке я должен рассказывать о многих деталях, на которые должен был обратить внимание, - таким образом, деньги тратятся не напрасно.

                                                                                                                                                                  Эммануэле Муцио

19 - нарисована какая-то нота, не пойму - какая. Пусть будет ре первой октавы.

Антонио Барецци                                                                                                                                             Милан, 24 июня 1844 года

Ему постоянно докучают; он каждый раз говорит, что не будет никого принимать, так добр, что никак не может придерживаться этого правила. 

Какой-то композитор, не помню, как его зовут, прислал синьору Верди письмо, в котором просил и даже умолял не писать музыки к "Двум Фоскари", так как он уже сам использовал этот сюжет и боится, как бы с ним не случилось того же, что и с маццукатовским "Эрнани". Синьор Верди отвечал, что написал уже так много, что не может удовлетворить его горячую просьбу. [...]

Я дошел уже до знаменитого опуса Корелли - самого красивого, самого длинного и самого трудного. Утро я начинаю с подражаний. Учитель дает те же примеры, что давал ему Лавинья, но он их улучшил. Его знания указуют и очищают перед мной дорогу, по которой я иду. Урок длится только четверть часа - догадайтесь сами, по какой причине (20). Средства мои на исходе; я подсчитал свои расходы и обнаружил, что денег хватит только до середины июля, так как 15-го я должен платить за комнату и за фортепиано, после чего останусь на бобах. Пожалуйста, помогите, чем можете. Учитель говорит, чтобы я со своими нуждами обращался прямо к нему, но у меня не хватает смелости, поскольку он и без того так охотно и усердно занимается со мной. Этим утром он спросил меня: "Как ты себя чувствуешь после уроков?" - "Заново родившимся", - ответил я. Продолжаю экономить на всем, чем только можно. Не трачу зря ни чентезимо (21), но расходы мои на бумагу, свечи и прочее слишком велики. Маэстро говорит, что если не буду работать много и прилежно - ничему не научусь. Стараюсь из всех сил.

20 - вы тоже попытайтесь догадаться!

21 - сотая часть лиры, если кто не догадался (собственно, от centesimus).

                                                                                                                                                                    Эммануэле Муцио

Гаэтано Доницетти                                                                                                                                        Милан, 18 мая 1944 года

[...22] Не будете ли вы так добры взглянуть на работу в целом и на те изменения, которые могут потребоваться, особенно в партии Ферретти?

Я не буду петь Вам гимнов, Cavaliere. Вы - один из немногих, что одарены в высшей степени, и не имеете нужды в похвалах. 

После столь великих милостей, мне оказанных, не сомневайтесь в моей благодарности. С глубочайшим почтением, ваш покорный слуга.

22 - начало см. у Эсе. Речь о премьере "Эрнани" в Вене.

Джованни Рикорди (23)                                                                                                                                         Милан, 3 июля 1844 года

Дорогой Рикорди,

Внимательно прочитав контракт с Неаполем (24), нахожу, что он абсолютно неприемлем. Вы знаете, что тамошняя дирекция предложила мне написать оперу, за что я потребовал 550 золотых наполеондоров. Когда вы отправились в Неаполь, я поручил вам обо всем договориться с непременным условием не соглашаться на сумму менее 12000 австрийских лир. Сумма, которую мне предлагают сейчас, меньше 12000 лир, но я не хочу из-за этого перечеркнуть все, что вы сделали. Я согласен написать оперу к сезону-1845. Другой невозможен и меня не устраивает.

Я новичок в Неаполе, поэтому не удивляйтесь, что немного привередничаю относительно некоторых пунктов контракта, которые необходимо изменить:

Пунткт 4: Певцов подберу из штата компании по своему усмотрению, безусловно рассчитывая на Тадолини, Фраскини и Колетти.

Пункт 1: Синьор Каммарано обязуется передать либретто через оперную компанию маэстро Верди в Милан за четыре месяца до премьеры.

Если в течение текущего месяца контракт исправят согласно моим указаниям, я подпишу его. По истечении этого срока я считаю себя свободным от каких бы то ни было обязательств. Всегда искренне твой.

23 - основатель Casa Ricordi, крупнейшего итальянского (да и мирового, наверное) музыкального издательства. Практически все написанное Верди будет издано им (или его сыном, или внуком, последовательно возглавлявшими компанию в течение всего века). 

24 - очевидно, речь об "Альзире".

Антонио Ланари (25)                                                                                                                                          22 июля 1844 года, Милан

Заключаю из ваших писем, что премьера "Двух Фоскари" все-таки состоится примерно 22 октября. Мне нужны три главных исполнителя: Ла Барьбери (26), Роппа (27) и Де Бассини (28), и три второстепенных: бас-профундо, тенор и сопрано.

Также мне нужен женский хор, маленький оркестр на сцене, а еще - арфа. Прибавьте либреттисту 45 скудо. Наброски костюмов вам вышлют из Венеции. Мне совершенно не подходит Сельва, но согласен на того баса-профундо, о котором вы мне говорили.

Надеюсь, теперь мы поняли друг друга, хочу только, чтобы вы особенное внимание обратили на mise-en-scene (29). Если с этим предметом бережно обращаться - то откроются безграничные возможности. 

С совершенным почтением.

25 - импресарио театра "Пергола", Флоренция

26 - Марианна Барбьери-Нини, первая Леди в "Макбете" и Гюльнара.

27 - кто такой? Почему не знаю? Но Якопо на премьере он все же споет.

28 - Акиле, первый Сеид, Миллер и Мелитоне. Первый российский Макбет (1855).

29 - можно, наверное, перевести и как режиссура, хотя такого термина тогда еще не существовало. Но уже было понятно, что пора что-то делать с примадоннами, стоящих столбом на сцене в костюмах за два миллиона франков и требующих десятиминутных выходных арий. Если не всем - то Верди точно.

Джузеппине Аппиани (30)                                                                                              Венеция, 26 декабря 1844 года, час пополуночи

Вы ждете новостей о "Ломбардцах" - посылаю их немедленно: четверть часа назад опустили занавес. "Ломбардцев" ждал большой провал: классическое фиаско. За исключением кабалетты видения (31) все принималось враждебно или совершенно равнодушно. Вот простой, но правдивый рассказ; пишу без раздражения, но и без особой печали.       

30 - миланский светский львица, неунывающая вдова.

31 - "In cielo benedetto", последний акт.

Антонио Барецци                                                                                                                                                Милан, 28 апреля 1845 года

Мой (32) Маэстро пребывает в добром здравии. Он не занимается ничем, даже оперой для Неаполя. Он работает только со мной, давая уроки с десяти до двух. Мы прошли всю классику - Бетховена, Моцарта, Лайденсдорфа (33), Шуберта, Гайдна и иных. 

Эммануэле Муцио

32 - он не твой, он наш, porco maledetto! 

33 - даже английский издатель не знает, кто это такой. Гугль знает Франца Антона фон Лайденсдорфа, художника и гравера XVIII века, но вряд ли это он. 

Сальваторе Каммарано                                                                                                                                             Милан, 2 июня 1845 года

Дорогой Каммарано,

Полагают, что мы, артисты, никогда не должны болеть. Но мы не может всегда оставаться такими джентльменами. Импресарио верят нам или не верят (когда это им удобно). Мне не нравится предложение синьора Флауто. Даже после беседы с тобой он сомневается в моей болезни и не доверяет медицинскому заключению.

Герцог Сан Теодоро, которого я тут повстречал, добавит пару строк к моему письму имперскому маркизу (34) - о чем ты еще узнаешь. В этом письме я прошу его убедить компанию дать мне месяц отсрочки. Как только получу его, немедленно приеду в Неаполь (35).

Дорогой Каммарано, благодарю за все хлопоты обо мне, прости, что причиняю такое беспокойство и убеди компанию - чем скорее я получу отсрочку, тем скорее приеду в Неаполь. Я хочу (думаю, и ты тоже), чтобы все эти препирательства закончились, и мы больше к ним не возвращались - говоря по правде, я больше этого не вынесу.

Твой преданный слуга.

34 - имперский маркиз Сантавилла был инспектором неаполитанских театров.

35 - для постановки "Альзиры".

Антонио Барецци                                                                                                                                                   Милан, 12 июня 1845 года

Я ознакомился с проектом театра и с обычной прямотой должен сообщить, что он мало меня волнует. Очень нетактично было все это выставлять напоказ и компрометировать меня из-за одного слова, сказанного другу в частном письме. По всему миру строят театры без обещаний написать и исполнить оперы на открытии; если Буссето хочет отличиться, он должен помочь, а не рассчитывать на чью-то помощь. Я не отрекаюсь от своих слов, но вам известно, что в 1847-м я должен написать две оперы - для Неаполя и для издателя Лукки, и не железный, чтобы работать в таком темпе постоянно.

Что касается певцов - как я могу что-то обещать за них? Я сказал твоим братьям так (дословно): "Может быть, у нас споют Фреццолини (36) и Поджи" (37). В мгновенном порыве (признаюсь, мне понравилась идея с театром) у меня вырвались эти слова, так как помимо того, что я дружен с обоими, Фреццолини сказала мне во время последней встречи: "Этой осенью мы отдохнем, приезжайте к нам в деревню на пару недель, а потом мы заедем к вам в Буссето и устроим бенефис в пользу бедных". Я отвечал: "Ловлю на слове. Но не в этом году, поскольку меня не будет дома. Жду вас без отговорок на следующий год". Но если у Фреццолини будет на руках контракт (а это - сорок или сорок пять тысяч франков) на год открытия театра, то какой идиот будет думать, что она приедет петь в Буссето за спасибо? 

[...38] ...поскольку я отвечу, что мой теперешний обычай - ставить свое имя рядом с цифрой в двадцать или тридцать тысяч франков.

36 - Эрминия - первая Джизельда и Жанна.

37 Антонио - первый Карл VII. Может быть, стал бы еще кем-то первым, но поехал в Питер, простудился и помер завершил карьеру. Муж Эрминии.

38 - см. у Эсе. Обрезал на самом интересном месте, подлец.

Якопо Феретти (39)                                                                                                                                                Ноября 5, 1845 года

Очень вам благодарен за известия о бедной, несчастной "Альзире", а еще больше - за ваши любезные предложения. В Неаполе я тоже видел все недостатки при постановке, и не можете представить, как долго их обдумывал! Болезнь слишком тяжела, и поправки ее только усугубят. Да и что я мог сделать? Я надеялся, что увертюра и последний финал до некоторой степени сгладят недостатки всего прочего, но в Риме провалились и они. Значит, не судьба!

Я прочел ваш сонет. Прекрасно! Я очень смущен похвалами, которыми вы меня осыпали, тем более, что мне никогда не выразить мою благодарность вам так, как должно.

"Аттила" занимает меня очень сильно! Какой прекрасный сюжет! Критики могут говорить все, что им угодно, но я скажу: "Какое прекрасное, музыкальное либретто!"

39 - молодой талантливый автор. С Маэстро, правда, не работал.

Софии Леве (40)                                                                                                                                            Венеция, 19 декабря 1845 года

Вот вам новая каватина (41). Если хотите - берите и права на нее, или же оставьте их мне. Надеюсь, вы поймете, что в последнем случае я буду просить вас об обеспечении этих прав - поэтому никаких копий ни под каким видом никому. В этом сезоне можете петь ее только на спектаклях "Жанны". Черкните мне строчку, чтобы я знал. Прошу извинить за то, что не был лично (42).

Искренне ваш.

40 - очередная прима, первая Эльвира и Одабелла. Портрет см. в Каталоге.

41 - вместо "Sempre all'alba ed alla sera" в прологе. Может быть, когда-нибудь и найдется.

42 - переморщится. Как и в прошлом году.

Антонио Барецци                                                                                                                                                   Милан, 9 июля 1846 года

Сегодня получил письмо от Маэстро; он прибыл благополучно, но очень скучает; воды ему нравятся и не раздражают, - надеется, что помогут (43). 

Можно ли убедить отца Маэстро в том, что все это чепуха? Уверьте его, что Маэстро выехал из Милана в добром здравии, поскольку если бы заболел - не пустился бы в эту поездку, и пусть не обращает внимания на болтовню бездельников. То распустят слух, будто он умирает от яда или от катара желудка, то утверждают, будто он серьезно болен, умирает от чахотки или от чего-то еще, но он всегда выздоравливает, и надеюсь, так будет и на этот раз.

Я пишу, чтобы вы могли передать все это отцу маэстро, поскольку он сам просил меня об этом. из письма, что он получил в Рекоаро, видно, как отец обеспокоен его здоровьем. "Ты тоже напиши крестному - пусть передаст отцу, что я здоров и вернусь в Милан пополневшим", -  это его слова.

                                                                                                                                                                                   Эммануэле Муцио

43 - Маэстро поправляет здоровье после "Аттилы" на курорте Рекоаро (см. Каталог). Очевидно, случай не первый, хотя до курортов раньше дело, кажется, не доходило.

Винченцо Флауто                                                                                                                                                    2 августа 1846 года, Милан

Я глубоко тронут тем участием, с которым вы спрашиваете о моем здоровье. Оно в полном порядке. Не знаю, как это перенесут мои враги, а что касается друзей - надеюсь, вы дадите им знать.

Что касается изменения даты премьеры в "Сан Карло" (44), то я связан контрактами как до, так и после нее, поэтому не могу сейчас дать определенного ответа. Но у нас предостаточно времени, и мы можем вернуться к этому вопросу через несколько месяцев.

Благодарен за дружеские заверения, а что до вашего пожелания не злиться на неаполитанцев - не знаю, что вы имеете в виду, но просто разрываюсь от смеха. Почему я должен злиться на них, а они - на меня? Или их жизнь так бедна красками, что им необходим Верди? Что до меня, в данный момент я могу подыскать и более убогий заштатный театрик. Если откажут и там - может быть, парижская Grand Opera не побрезгует меня впустить (могу показать письмо от Пийе (45)). Как бы то ни было, пишите как можно чаще и располагайте мной, как вам будет угодно.

Искренне ваш.   

44 - сначала думал, что имеется в виду "Луиза Миллер" - но нет, это какая-то другая, не родившаяся опера. Но в конце концов получилась "Луиза".

45 - Леон, директор Парижской оперы. Поставит "Иерусалим".

Бенджамину Ламли (46)                                                                                                                                            11 ноября 1846 года   

Если неаполитанская дирекция предоставит мне отсрочку до осени до той оперы, которую предполагалось написать к июню следующего года (47), я, со своей стороны, берусь написать оперу для Королевского театра в Лондоне к концу июня (48). Мне необходимо право выбирать певцов из штата компании, включая Линд (49) и Фраскини. Кроме того, сообщаю, что права на эту оперу принадлежат издателю Франческо Лукке, с которым вы и должны вести дальнейшие переговоры.

С глубоким уважением, преданный вам.

46 - директор Королевского театра, Лондон.

47 - видимо, вместо отсрочки контракт просто разорвали.    

48 - очевидно, имеются в виду "Разбойники".

49 - Женни, еще одна примадонна. Станет первой Амалией.

Антонио Барецци                                                                                                                                                             23 ноября 1846 года

Что касается конкурса - как только узнаете условия, скажите мне свое мнение, не считаясь ни с чем, - и я приму участие. Но скажу по правде, мне будет очень больно покинуть Маэстро, давшего мне новую жизнь и неустанно пытающегося ввести меня в хорошее общество, приучить к светской жизни. Сейчас, перед отъездом из Италии, он пытается увенчать свои труды надо мной и сразу, с начала карьеры, поставить во главе всего музыкального мира. Если бы вы только могли представить нас вместе - не как учителя и ученика, а как друзей. Мы все время вместе: за обедом, за кофе, за игрой (только с полудня до часу). Короче, он никуда без меня не выходит. Он купил большой стол, за которым мы оба пишем, и я всегда с ним советуюсь. Что до меня, то я никак не могу его покинуть. Вспомните, сколько он для меня сделал, - я боюсь оказаться неблагодарным. Если бы не было Маэстро, что сталось бы со мной, безграмотным бедняком? И сейчас, после того, как он обучил меня, и я могу жить честно, а с течением времени еще и добиться чего-то, - в благодарность за это покинуть его? Нет, я никогда, никогда не сделаю этого. Пусть люди болтают, что хотят - мне наплевать. Для меня довольно быть рядом с моим Маэстро. Пускай я не услышу слов: "Я выучил тебя - и ты покидаешь меня, неблагодарный". Я умру от стыда, если подам повод сказать такое. Я еще не говорил с маэстро подробно, и избегаю такого разговора. Если он заговорит сам, я скажу ему то же, что написал и вам, и кое-что еще, что Маэстро по скромности на разрешает вам сообщать. Пожалуйста, подумайте над этим хорошенько - и поймете, что я прав. Скажут, что моя семья по уши в долгах, - я это понимаю. Но пусть потерпят еще два года, - надеюсь, в этом году они не помрут от голода. Прошу вас, напишите обо всем моей матери, - у меня не хватает духа. Она добра, и остальные тоже, они поймут. Надеюсь, они поймут все причины и не скажут, что я неправ. Со своей стороны, сделаю все возможное, чтобы помочь своей семье, расплатиться с вами, с моим Маэстро и моей родиной.

В среду напишу снова. Больше нет сил говорить о таких неприятных вещах. 

Маэстро определенно едет в Лондон. Расскажу, как это произошло.

Эммануэле Муцио

Франческо Лукке (50)                                                                                                                                         Милан, 3 декабря 1846 года

Когда будете писать Ламли, напомните ему обратить внимание на то, о чем я писал ему 11 ноября, а именно: он дает мне тех певцов, что обещал в разговоре со мной. Мистер Ламли должен немедленно дать мне гарантию на этих певцов и вместе с тем - на право выбора певцов из его компании.

Насколько я понимаю, вы уже знаете, что я отложил "Корсара" и работаю над новым либретто, "Разбойниками", причем примерно треть уже написал. Вам должно быть это прекрасно известно, и я поражен, почему об этом вообще зашла речь. Вот наша договоренность: я пишу "Разбойников", а Ламли дает мне двух певцов из труппы, которых уже обещал (51).   

50 - издатель, с которым Верди подписался на "Корсара".

51 - очевидно, Женни Линд и Луиджи Лаблаша, первых Амалию и Максимилиана соответственно (см. картинку в Каталоге).     

Антонио Барецци                                                                                                                                              Милан, 19 декабря 1846 года

"Макбет" становится все лучше и лучше (52). Грандиозная музыка! Могу сказать, что есть сцены, приводящие в трепет. На эту музыку ушло много тяжкого труда, но получается очень, очень хорошо. В первом акте не хватает только арий, остальное уже в переписке и на следующей неделе будет послано певцам.

Эммануэле Муцио

52 - то ли будет во второй редакции!

Антонио (53) Ланари                                                                                                                                           21 (54) января 1847 года

[55...] Прощай! Ответь мне немедленно. Повторяю, вышлю тебе еще музыки. Кстати, передавай привет Романи (56). Я скоро напишу ему.

53 - У Бушен - Алессандро.

54 - У Бушен - 24-е.

55 - начало см. у Бушен. Справедливости ради, у нее полнее. Но тоже не с самого начала!!!

56 - очевидно, Феличе Романи, молодой талантливый автор, автор либретто "Нормы", "Сомнамбулы", "Любовного напитка", "Турка в Италии" и иных. Для Маэстро написал "Короля на час".

                                                                                                                                                     Флоренция, вторник, 16 марта, 07:00 (57)

Дорогие мои (58), 

Не написал вчера, поскольку не было времени. Я был свидетелем событий, способных поразить всякого; повествую о них от первого лица.

Вчера вечером было первое представление "Макбета", который, как это обычно и бывает с операми Верди, вызвал огромный восторг (59). По ходу представления его вызывали 38 раз (60)! Уверяю, что "Макбет" - великая опера, изумительная и великолепная в высшей степени.

Всего вам доброго, крепко обнимаю, ваш

Антонио Барецци 

57 - год от радости забыл. 1847-й.

58 - домочадцы.

59 - не такой уж огромный (см. Каталог).

60 - во-первых, не 38, а 25, во-вторых, "вызывавшие были его приспешниками, личностями, которым за это хорошо заплатили" (см. Эсе). Истина, как всегда, где-то рядом посредине.

Джованни Рикорди                                                                                                                                                    20 мая 1847 года

Дорогой Рикорди,

Отвечаю на твое письмо от 26 апреля. Так как сейчас я не связан контрактом насчет оперы (61), которую я предполагал писать для Неаполя, я готов вместо этого написать для тебя. Она должна быть поставлена выдающейся труппой в одном из ведущих театров Италии (за исключением императорского театра "Ла Скала"), а во избежание твоего финансового краха в случае неудачи я приму часть расходов на себя. Вот мои условия контракта:

1. Опера будет поставлена в 1848 году в одном из ведущих театров Италии (только не в "Ла Скала") выдающейся труппой. Либретто займусь сам (62).

2. Ты выплатишь мне за напечатание любого рода материалов (63) 12000 франков 600 золотыми наполеондорами наличными немедленно по получении оркестровой партитуры, что произойдет в день генеральной репетиции.

3. За первый сезон, когда опера будет идти под моим управлением, ты заплатишь мне 4000 франков 200 золотыми наполеондорами.

4. Всякий раз, когда вышеупомянутую оперу будут давать в странах, уважающих авторское право в музыке и литературе, ты будешь платить мне по 300 франков за сезон в течение десяти лет. Про прошествии десяти лет все права на партитуру перейдут к тебе.

5. Что касается стран, не подписавших конвенцию об авторском праве, ты будешь переводить мне часть от 300 франков соответственно доходу, который получишь (64).

6. Если ты продашь права на партитуру вышеуказанной оперы во Францию, то заплатишь мне 3000 франков золотыми наполеондорами. Продавать в другие страны ты не можешь без моего согласия, так как я тоже хочу иметь свою долю.

7. Эту оперу нельзя давать в "Ла Скала" без моего специального разрешения.

8. Чтобы избежать поправок, вносимых театрами в музыкальный материал, в вышеупомянутую партитуру запрещается что-либо вставлять, вырезать, повышать или понижать тон, - в общем, вносить любые поправки, влекущие за собой малейшие изменения в инструментовке, под страхом штрафа в 1000 франков, которые я потребую от тебя за каждый театр, где такие поправки делают.

Если такие условия тебе подходят (65), считай меня связанным ими с субботы, 22-го текущего месяца.

61 - а как же "Разбойники" (см. Каталог)?

62 - т. е. поиском сюжета и либреттиста.

63 - партитуры и клавира прежде всего.

64 - равного нулю?

65 - видимо, не подошли, потому что опера так и не появилась.

Антонио Барецци                                                                                                                                                       Париж, 1 июня 1847 года

Дорогой синьор Антонио, 

Сегодня в семь часов утра мы прибыли в Париж, проехав больше тысячи миль. Добрались отлично, без всяких происшествий.

Мы уезжали из Милана в среду в удушающую жару. В Комо было уже прохладнее, так как ехали вдоль озера, а оно окружено горами, и постоянно дул ветерок. В среду в четыре прибыли в швейцарский Флюэтен, потом пароходом ехали до Люцерна.

В Люцерне наняли дилижанс до Базеля. Из Базеля добирались до Страсбурга поездом. В Страсбурге опоздали на дилижанс, шедший прямо в Париж; Маэстро не захотел ждать следующего и решил ехать через Брюссель. Минуя Францию, мы пересекли Рейн и попали в великое герцогство Баден-Баден. Там омнибусом добрались до Келя, оттуда паровозом в Карлсруэ, из Карлсруэ в Мангейм, из Мангейма в Майнц, Из Майнца в Кобленц, из Кобленца в Бонн, из Бонна в Кельн, из Кельна в Брюссель, из Брюсселя - в Париж (66).

Самым приятным было путешествие через Швейцарию. Здесь невероятно красочные виды и изумительные водопады. Мы поднялись на Сен-Готард; было так много снега, что пришлось надеть пальто и плащи. Там прорыты туннели, и мы ехали по ним в экипажах.

В Лугано мы плыли по озеру; оно восхитительно. В Люцерне мы плыли больше пятидесяти миль по озеру, носящему название Четырех Кантонов, видели часовню Вильгельма Телля, дом, где он жил, место, где он убил Гесслера, угнетавшего швейцарский народ.

Из Люцерна в Базель ехали ночью, но видели много примечательного, так как ночь была лунной.

Из Базеля в Страсбург - по железной дороге; тут отличные туннели, прекрасные мосты, но главное - такие процветающие деревни, что просто не верится.

В Страсбурге видели знаменитый собор, известный во всем мире. Видели памятник Клеберу, наполеоновскому генералу, памятник Дезе (67) на поле возле Страсбурга недалеко от Рейна, так как Дезе был генералом Рейнской армии при Наполеоне, и памятник Гутенбергу, изобретателю книгопечатания.

За Страсбургом, важнейшей французской крепостью, протекает Рейн, одна из крупнейших рек Европы, вдоль которой Наполеон держал трехсоттысячную армию, - это был ключ от Франции. Мы въехали в великое герцогство Баден-Баден и добирались до Келя омнибусом.

По дороге из Келя в Карлсруэ наш поезд шел по туннелю в три мили длиной. Карлсруэ - совсем молодой город - прекрасен; он так хорошо распланирован и фабрики так удачно расположены, что похоже на картинку; здесь мы заночевали.

Из Карлсруэ ехали в Мангейм по железной дороге. 

В Мангейме сели на рейнский пароход и прибыли в Майнц, где и заночевали.

Здесь Рейн прекраснее всего, и его виды так же хороши, как и виноградники. Здесь множество разрушенных замков, которые суеверные люди населяют чертями и ведьмами.

В Кобленце есть весьма внушительная крепость, держащая под контролем почти всю ширину реки. В Бонне мы сходили к памятнику Бетховену, который здесь родился; в Кельне видели огромный собор, разрушенный землетрясением; его начали восстанавливать (68).

Из Кельна до Брюсселя ехали поездом, из Брюсселя в Париж - тоже.

В Брюсселе мы не смогли ничего посмотреть, так как пробыли там всего полчаса - только перекусили, поскольку были голодны, как волки.

Забыл сказать вам, что по пути из Кельна в Брюссель (поскольку эта местность сплошь гористая) мы проехали через двадцать четыре туннеля. В вагонах постоянно горит свет, потому что туннели весьма длинные, иные в три мили, а иные - в пять.

Мы ехали из Ломбардии в Швейцарию, из Швейцарии во Францию, из Франции - в великое герцогство Баден-Баден, затем через три города на Рейне, затем в Пруссию, затем в Рейнскую Австрию, потом снова в Пруссию, затем в Бельгию, и оттуда во Францию. Мы проехали через все эти провинции и королевства, и никто не спросил наших паспортов, они так и пролежали в портфелях. Больше того: наш багаж проверяли только один раз, в Бельгии. Какая разница, если сравнивать с поездкой по Италии, где нужно предъявлять паспорт каждую минуту и держать чемоданы открытыми для обыска. 

Вот длительность наших поездок в экипажах, на пароходах и в поездах:

От Милана до Фьоры дилижансом - 30 часов

От Флюэлена до Люцерна пароходом - 2 часа

От Люцерна до Базеля дилижансом - 11 часов

От Базеля до Страсбурга поездом - 5 часов

От Страсбурка до Келя омнибусом - 3/4 часа

От Келя до Карлсруэ поездом - 2 часа

От Карлсруэ до Мангейма поездом - 3 часа

От Мангейма до Майнца пароходом по Рейну - 4 часа

От Майнца в Кобленц, Бонн и Кельн по Рейну - 9 часов

Из Кельна в Брюссель поездом - 11 часов

Из Брюсселя в Рариж поездом - 13 часов

___________________________________

   Итого                                         91 3/4 часа

Поездка обошлась нам вчетверо дороже (хотя поездка из Страсбурга в Париж стоит 60 франков, мы потратили намного больше, дав крюку через Рейн).

Эммануэле Муцио

66 - "Швейк говорил с жаром, а ротмистр машинально чертил карандашом на бумаге изображение заколдованного круга, из которого бравый солдат Швейк не мог вырваться в поисках своего полка".

67 - может быть, генералы чем-то прославились и при жизни, но намного интереснее их смерть, точнее - ее одновременность: первого зарезали в Каире, второй получил пулю под Маренго 14 июня 1800 года. Как утверждает Википедия - с точностью до миллиметра четверти часа.

68 - землетрясения вроде не было, был протестантизм и пофигизм. Все-таки достроили в 1880-м, хотя и не до конца. Потому что когда достроят до конца - придет конец всему.

Антонио Барецци                                                                                                                                         Лондон, 4 июня 1847 года

Пар над небом и над землей. Паровозы бороздят землю, пароходы бороздят моря, космические корабли бороздят Большой театр. Что за хаос в Лондоне! Что за неразбериха! Париж - ничто в сравнении. Прохожие кричат, нищие плачут, паровозы и пароходы летят стрелой, люди верхом, в экипажах, пешком, - и все вопят, как бешеные. Мой дорогой мистер Антонио, вы не можете этого вообразить!

Милан - полное ничтожество, Париж может кое в чем сравняться, но Лондон один такой на все белом свете. Представьте только: два миллиона жителей - и вы поймете, какая громада этот город. Чтобы проехать его из конца в конец, нужно миновать три почтовых станции и трижды менять лошадей.

Эммануэле Муцио

Кларине Маффеи (69)                                                                                                                                  Лондон, 9 июня 1847 года   

Я прибыл в Лондон два дня назад. Поездка вышла длинной, но очень увлекательной. Когда я прибыл в Страсбург, "mallepost" (70) уже уехал, и я, не желая ждать сутки, поехал Рейном - и не особенно утомился. Я любовался очаровательными пейзажами, сделал остановки в Майнце, Кельне и Брюсселе, провел два дня в Париже, - и вот наконец я в Лондоне. В Париже ходил в Оперу. Никогда не слышал таких плохих певцов и такого посредственного хора. Даже оркестр (да простят меня наши "львы") более чем посредственен. А сам Париж мне понравился, особенно тем, что каждый здесь может жить так, как заблагорассудится. Ничего не скажу про Лондон, так как вчера было воскресенье, и я ничего толком не видел. Но этот дым, этот запах угля отравляет меня; чувствую себя, будто на пароходе. Собираюсь в театр выяснить, как обстоят мои дела. Эммануэле, которого я послал вперед, подыскал мне такую микроскопическую квартирку, что в ней негде повернуться. Хотя, как и всюду, здесь очень чисто.

Женни Линд произвела тут такое фанатичное возбуждение, что невозможно описать. Уже покупают ложи и кресла на завтрашний вечер. Не терпится ее услышать. Чувствую себя прекрасно. Путешествие не особенно меня утомило, поскольку я не особенно спешил. Правда, я опоздал, и и импресарио может быть недоволен, но если он скажет мне слово - я скажу ему десять и немедленно вернусь в Париж, и будь что будет!

69 - еще один светский львица. Но в отличии от прочих сумела стать Верди другом. Переписывалась до самой смерти, более сорока лет.

70 - почтовая карета. Собственно, раньше так и говорили, а теперь, наверное, нужен перевод.

Джузеппине Аппиани                                                                                                                                     Лондон, 27 июня 1847 года

[...] Тут есть вещи, перед которыми застываешь в изумлении... но климат портит все... Я еще не приступил к репетициям своей оперы, поскольку нет времени ни на что. Понимаете: ни на что. Об этом слишком долго рассказывать. Кстати, Женни Линд все-таки произвела на меня некоторое впечатление, но я - оплот верности! Ради Бога, не смейтесь, не то я рассвирепею.

Театры забиты до отказа: англичане любят спектакли и дорого платят! О, если бы я мог задержаться здесь на пару лет - с каким удовольствием я вывез бы отсюда мешок этих благословенных лир! Но ни к чему забивать себе этим голову - все равно мне не вынести здешнего климата. Не дождусь отъезда в Париж, который меня не особенно привлекает, но где я буду безмерно счастлив, поскольку смогу жить так, как хочу. Какое счастье - делать то, что хочешь!! Стоит подумать, что я проведу несколько недель в Париже, не занимаясь музыкой, не слыша да же разговоров о ней (всех импесарио издателей я вышвырну вон), я почти схожу с ума, так упоительна эта мысль.

Чувствую себя здесь неплохо, но все время боюсь, что случится беда. Не выхожу из дома, пишу (или хотя бы пытаюсь), очень редко бываю в свете, очень редко - в театре, избегая всяких волнений... О, если бы имелось время, я описал бы очень многое! Но пока только жму вашу руку и заверяю, что я ваш друг на всю жизнь.

Эмилио (71) Морозини                                                                                                                                          Париж, 30 июля 1847 года

Уверен, что ты на меня сердит и примешь это письмо с Бог знает каким презрением. И будешь прав, так как моя работа, лондонский климат, слабое здоровье и скверное настроение не извиняют меня. Я неправ, неправ, и буду счастлив, если ты подашь мне руку в знак примирения. 

Хотя лондонский климат ужасен, сам город необыкновенно симпатичен. Это не город, это целый мир. Его размеры, богатство и красота улиц, чистота домов - все это бесподобно; застываешь в изумлении и чувствуешь себя муравьем, когда посреди всего этого великолепия твой взгляд падает на Английский банк или доки. Что может остановит этих людей? Окрестности, деревни подле Лондона великолепны. Мне не нравятся многие английские обычаи - или, вернее, они не идут нам, итальянцам. Как смешны итальянцы, подражающие англичанам!..

[72...] Если откажет - я не смогу вернуться в течение двух лет. Мне очень жаль, но я не могу разорвать контракт с Луккой.

Я здесь всего два дня, но если продолжу так же скучать, скоро, очень скоро приеду в Милан. Июльские праздненства мне совершенно не понравились.

Если хочешь порадовать меня письмом, адресуйся в Париж, poste restante (73).

71 - в английском издании - Эмилия. Патриот и республиканец, участвовавший в Пяти днях Милана и погибший при осаде Рима в 1849-м. Имел пять сестер, которым Маэстро давал уроки (если я правильно понял итальянский текст), и с одной из которых - Джузеппиной - тоже переписывался.

72 - см. Эсе. Кстати, он называет адресатом Клару Маффеи.

73 - до востребования, если кто не понял.

Франческо Лукке                                                                                                                                               Париж, 2 августа 1847 года

Считаю своим долгом поставить вас в известность, что согласно контракту, заключенному нами 16 октября 1845 года, я должен написать оперу для одного из ведущих театров Италии к карнавальному сезону-1848. 

В данный момент я рассматриваю следующие сюжеты: "Корсар", "Авола" (немецкая фантастическая драма) и "Медея" (если я использую старое либретто Романи). Если имеете предложить что-нибудь лучшее, даю вам полную свободу сделать это, если сможете уложиться в текущий месяц, август. 

Прошу вас дать ответ и подписываюсь вашим слугой.   

Джузеппине Аппиани                                                                                                                                        Париж, 12 августа 1847 года 

Я задолжал вам кучу писем, но я уверен, что вы простите меня, когда я расскажу, чем был занят все это время. 

Здешняя опера совсем не то, что в Лондоне!! Представьте себе человека, все дни напролет осаждаемого двумя либреттистами, двумя импресарио, двумя музыкальными издателями (здесь они всегда ходят по двое), и наблюдающего, как примадонна подписывает свой контракт, стряпающего на ходу либретто и т.д. и т. д... Этого недостаточно, чтобы свести с ума? Однако я не собираюсь сходить и бросаю вызов всей театральной моде, всем парижанам, всем газетам - и тем, кто за, и тем, кто против, и забавным статьям в "Шаривари", и "Антракту". Кстати, последний напечатал про меня очень смешную статью. Надеюсь, Эммануэле Муцио захватил ее в Милан. Пусть покажет вам.   

Я пробуду здесь числа до 20-го ноября, и в конце месяца буду любоваться куполом Дуомо. 

Что касается здоровья, то чувствую себя лучше, чем в Лондоне. Париж нравится мне меньше Лондона, и я испытываю глубокую неприязнь к здешним бульварам (ш-ш-ш, пусть никто не услышит сего богохульства).

Вы спрашивает меня о Доницетти - вот вам чистая правда, хотя она и неприятна. Я еще не видел его, поскольку мне отсоветовали, но уверяю вас, что очень хочу увидеть, и если представится случай сделать это тайно, увижу обязательно. Он выглядит неплохо, если не считать того, что голова падает на грудь, а глаза всегда закрыты; хорошо ест и спит, но почти не говорит, а если говорит - то очень невнятно. Когда кто-нибудь окликает его, он сразу открывает глаза, когда говорят: дайте руку - он дает, и т. д.

....Кажется, разум его еще окончательно не угас. Но доктор, его близкий друг, возразил мне на это, что это машинальные реакции, и было бы гораздо лучше, если бы он мог оживляться или даже выходить из себя. Остается только надеяться, но в его нынешнем состоянии помочь может только чудо. С другой стороны, сейчас он такой же, каким был и полгода, и год назад, - не лучше и не хуже. Вот реальное состояние Доницетти. Это ужасно, слишком ужасно!.. Если будет хоть какое-то улучшение, я немедленно вам напишу (74).   

74 - никакого улучшения, разумеется, не наступит. Доницетти привезут в родной Бергамо, где он умрет 8 апреля следующего года. 

Джованни Рикорди                                                                                                                                        Париж, 15 октября 1847 года 

Дорогой Рикорди, 

Нет времени объяснять или извиняться за то, что так долго не писал; перехожу прямо к делу, касающемуся оперы "Иерусалим", которую мне заказали и которую поставят здесь, в Королевской академии, около 15 ноября. 

Потом я пожертвую тебе партитуру вышеупомянутой оперы для распространения во всем мире, за исключением Англии и Франции. Ты заплатишь мне за нее 8000 франков 400 золотыми наполеондорами переводом в Париж или Милан - как я укажу, следующим образом: 100 золотых наполеондоров 1 декабря, 100 - 1 января, 100 - 1 февраля и остальные - 1 марта.

За первые десять лет ты выплатишь мне авторские следующим образом: по пятьсот франков в год в течение первых пяти лет, и по 200 франков за каждый из последующих пяти.

Если найду здесь итальянского либреттиста, то сделаю перевод сам, если нет - пошлю тебе французскую партитуру при условии, что перевод сделает Эммануэле Муцио. За исключением балетов, которые можно выкинуть, запрещаю что-либо добавлять или исключать под угрозой штрафа в 1000 франков, которые буду взыскивать с тебя всякий раз, когда оперу будут ставить в первоклассном театре. Второстепенных это тоже касается, так что прими все возможные меры для взыскания штрафов в случае нарушений. Однако если не сможешь, то и мне платить не обязан. Прощай. 

Джузеппине Аппиани                                                                                                                                        Париж, 9 марта 1848 года 

Из первых ваших строк ясно, что вы не получили моего последнего письма. Это уже третий или четвертый случай, и я не могу понять причины! Понимаю, что идет революция, но что случилось с письмами? [...]

Вероятно, вы знаете о парижский событиях. Погребальная процессия, сопровождавшая жертв к мемориалу на площади Бастилии, была строгой и величественной. И хотя ни войска, ни полиция не наводили порядок, ни малейших беспорядков не произошло. Большое национальное собрание, которому предстоит назначить правительство, соберется двадцатого апреля. Не пойму, почему оно этого еще не сделало - наверное, я слишком упрям, или слишком циничен. О Тьере ничего не слышно, но он еще покажет свои когти!!..

Не скрою от вас, что прекрасно провожу время, и до сих пор ничто не тревожит мой покой. Ничего не делаю, гуляю, выслушиваю самый нелепый вздор, покупаю по двадцати газет в день (разумеется, не заглядывая в них), лишь бы избавиться от продавцов, поскольку когда они видят меня с целой грудой газет в руках, ничего мне не предлагают. И я смеюсь, смеюсь, смеюсь. [75]   

75 - конец см. у Эсе.

Генералу Кавеньяку (76) и министру Бастиду (77)                                                                                          Париж, 8 августа 1848 года 

Господа,

Мы только что получили новости из Милана от четвертого августа. Идет подготовка к отчаянной обороне. Воззвание генерала Радецкого ясно показывает, какая участь ждет жителей Ломбардии. Они погибнут с кличем: "Да здравствует Италия!" - и их взоры обращены на Францию, от которой они с надеждой и верой ожидают великодушной помощи, поскольку они ждут от Французской республики совсем другого, чем от империи Луи-Филиппа.

Господа, можете ли вы быть безразличными зрителями мученичества благородных и несчастных людей? - Людей, взывающих к вам, как братьям, о помощи, людей, так часто доказывавших вам свою преданность в славные временавашей истории, чью вечную благодарность вы сейчас можете заслужить? [78] Если Франция еще колеблется, было бы лучше для нее, для нас, для всего мира, чтобы таких слов, как национальность и общественный прогресс, никогда не существовало! Это колебание станет позором, который не повредит делу свободы, но обескуражит многих и породит много взаимных обвинений.

Господа! Великая ответственность лежит на вас в этот час. Говорят об Англии - и не замечают, что Англия ведет переговоры с Австрией без Франции и против Франции! Говорят о деньгах и делают вид, будто не знают, что королевство Ломбардии и Венеции - неисчерпаемый поток золота для Австрии, который можно направить на дело свободы. Говорят об европейской войне и забывают, что она уже идет, - война между двумя непримиримыми идеями! Но о справедливости, о правде, о новой Европе, которая только и может стать союзницей Франции, они не говорят!

Не ведите мелкотравчатую политику, не занимайтесь старой дипломатией! Не говорите о союзе с кабинетами сейчас, когда союз благородных свободных граждан уже заключен.

Не допустите, чтобы крик, вырвавшийся от отчаяния, имел подобие правды: "Горе народам, доверившимся обещаниям Франции!"

А. Гуэррьери, член временного правительства Ломбардии, А. Алеарди, Том. Гар, посол Временного правительства Вененции, С. Тривульци, Дж. Каркано, А. Мора, Ф. Форести, Дж. Верди, Фраппелли, Де Филиппи (79).

76 - Луи Эжен, военный министр.

77 - Жюль, министр иностранных дел.

78 - далее см. у Эсе.

79 - писано по-французски. Верди, очевидно, только подписал. Честно говоря - уже неохота выяснять, что там случилось в Милане в августе 44-го 1848-го. 

Кларине Маффеи (80)                                                                                                                                                 24 августа 1848 года

80 - у Бушен - Джузеппине Аппиани. Но текст хороший, полный.

Сальваторе Каммарано                                                                                                                                  Париж, 18 сентября 1848 года 

Дорогой Каммарано,

Не могу поверить, что ты писал мне 9-го всерьез. Что ты хочешь сказать? Что я всегда обязан укладываться с написанием музыки в четыре месяца после получения либретто? А если у неаполитанской компании появится идея поставить мою оперу через год, через два, три, десять лет, - я все это время буду находиться в их подчинении? И я должен отказаться от всех прочих обязательств, пока компания не соизволит прислать мне либретто? Признайся - ты пошутил! Знаешь, как звучит первый пункт моего контракта? "Опера будет поставлена в октябре 1848-го, полную партитуру синьор Верди передаст в конце августа при условии, что получит полное либретто четырьмя месяцами ранее". Теперь они говорят о судебном процессе... обращению к закону... прекрасно. Это меня не пугает.

Поскольку ты - мой друг, искренне прошу у тебя прощения за причиненные неудобства и уверяю, что сделаю все от меня зависящее, чтобы избавить тебя от проблем, хотя у меня их намного больше. Знай, что я уже подписал другой контракт на эту оперу на тот случай, если она не пойдет в Неаполе в указанный срок. В здешней опере у меня тоже есть обязательства, которые нельзя изменить в одну минуту. Если бы ты не оставил меня без работы на два месяца, опера была бы уже закончена. Но теперь выполнить контракт практически невозможно, а то, что ты мне предложил - сделать еще труднее. Несмотря на это, приложу все усилия к тому, чтобы уладить дело полюбовно, но ты немедленно высылай остаток либретто.

Сальваторе Каммарано                                                                                                                                   Париж, 24 сентября 1848 года

[...81] Напоследок скажу, что, принимая во внимание его ум, умение вести дела и, я бы сказал, нечистоплотность при переговорах, от него следовало ждать подобного образа действий (82). Прощай, мой дорогой Каммарано. Шли мне еще текста как можно быстрее. Всегда твой.

81 - начало см. у Бушен. Да и конец тоже. Очень длинное письмо.

82 - речь о Винченцо Флауто. Вообще очень мутная история с этим "Сан Карло". См. опять же у Бушен.

Джузеппе Мадзини (83)                                                                                                                                  Париж, 18 октября 1848 года

[84] P.S. Если решите его напечатать, обратитесь к Карлу Поцци в Мендризио - он связан с Рикорди.

83 - политик, философ, революционер, видный деятель Рисорджименто. См. "О международном положении".

84 - письмо см. у Бушен, конспирологическую теорию - у Венгеровой, а гимн - у меня.

Винченцо Флауто                                                                                                                                             Париж, 23 ноября 1848 года

Прошу прощения, если обо мне сложилось впечатление, как об избалованном и обидчивом человеке, в то время как я предельно честен и прям, подчас вспыльчив, даже, если хотите, дик, но уж никак не избалован и обидчив, а если и произвел такое впечатление - то вина не на мне. Вы изображаете мне лестную картину приема, который мне окажут в Неаполе. Прошу прощения, но, может быть, это не так, и вы перевозбудили себя до такой степени, что видите нечто привлекательное там, где сплошной мрак? Конечно, я бы солгал, если бы сказал, что мне понравился первый приезд в Неаполь. Но уверяю, что дело вовсе не в том, как приняли мою оперу, а в бесконечных отвратительных сплетнях, не имеющих с ней ничего общего. Достойно ли населения большого города обсуждать, в каком ресторане я был, зачем заходил в ложу к Тадолини, почему надел белые туфли, а не черные, и кучу подобных мелочей?

Думаете, успех зависит от моего присутствия? Не верьте! Повторяю то, что говорил в самом начале, а именно: я был сущим дикарем в мой первый приезд в Неаполь, и ничуть не изменился за прошедшее время.Правда, я провел полтора года в Париже (городе, где, по общему мнению, можно обучиться хорошим манерам), но признаюсь откровенно - за это время я еще больше омедведился. Я беспрерывно работал над шестью операми, скитаясь их одной страны в другую, не имея дела с газетчиками, не заискивая перед богачами в поисках успеха. Никогда, ни разу! Я всегда это презирал. Я пишу свои оперы, как умею, а все остальное, даже общественное мнение, меня нисколько не волнует.

Но оставим эту прелюдию, не имеющую никакого отношения к делу. Я хотел бы убедить вас, что мой неприезд в Неаполь от меня не зависит. Я искренне хочу доказать неаполитанцам, что способен написать нечто, не совсем недостойное их театра. Но выслушайте и скажите, должен ли я принимать на себя новые обязательства. [...85]

Вот как на сегодня обстоят дела, о чем я поставил в известность только двух людей, чьи имена, я думаю, вам известны. Во всем остальном вы совершенно свободны. Это письмо ничем не связывает ни вас, ни меня. А в дальнейшем поглядим.

Пишу к Каммарано насчет "Макбета". Вы тоже нужны на репетициях, и даже больше обычного. Эта опера немного сложнее предыдущих, и mise-en-scene (86) в ней чрезвычайно важна. Признаться, я привязан к ней больше, чем ко всем прочим, и буду очень огорчен провалом. Объясните, что она относится к такому сорту, где или достигаешь полного успеха, или ломаешь себе шею. Вот почему она требует величайших усилий.

85 - очевидно, список этих обязательств.

86 - здесь-то точно "режиссура".

Филиппо Коллини (87)                                                                                                                                        Париж, ноябрь 1848 года

Не знаю, как приняли мои условия насчет оперы, но знаю, что получил несколько писем, весьма для меня унизительных. Кажется, они испытывают невыносимые муки; эти директора думают, что оказывают мне великую честь, соизволяя принять мою партитуру. Дорогой Коллини, вы знаете, что я никогда ни от кого не зависел, я никогда не упрашивал, чтобы мою партитуру "приняли", ни у кого не искал ни расположения, ни милостей, даже шесть лет назад, когда в них нуждался, и очень сильно. Представь себе, готов ли я подвергнуться такому унижению теперь, даже в самой малой степени!

87 - баритон. Споет Роландо на премьере "Битве при Леньяно", о которой здесь и говорится. Также первый Джакомо и Станкар.

Карло Верди                                                                                                                                                      Париж, 19 апреля 1849 года

Дорогой папа,

Как я писал тебе 11-го, деньги тебе вышлет Рикорди. Ты получишь 271 серебряный или 67 золотых наполеондоров. Рикорди напишет, когда тебе следует приехать в Пьяченцу, тогда же и заплатишь синьору Бонини.

Покажи это письмо Эммануэле (88), и он расскажет тебе обо всем. Постарайся закрыть все счета с Мерли и после 11 мая пришли мне записку обо всех расходах.

Прощай. Поцелуй маму.

88 - очевидно, Муцио.

Винченцо Флауто                                                                                                                                             Буссето, 7 сентября 1849 года

Дорогой Флауто, 

Нет времени на длинное письмо; скажу только, что согласен на твое предложение написать после "Элоизы" (89) еще одну оперу, которую поставят в 1850-м, на следующий день после Пасхи. Поэтому вышли мне контракт на основе моих условий, изложенных в письме от 26 июля...

Что касается до оперы, которую сейчас заканчиваю, то буду в Неаполе после восьмого или десятого октября, и поставлю ее в конце месяца. Устройте так, чтобы я смог приступить к репетициям на следующий же день, поскольку партитура еще не инструментована. Что касается оплаты - загляните в первый контракт. 

Теперь самое время поговорить о либретто оперы, намеченной после Пасхи (90). Чтобы все было в порядке, Каммарано должен быть готов выслать мне первые наброски в конце октября, сразу после премьеры "Элоизы". Я вскоре уеду, и хотел бы захватить их с собой. Предложите Каммарано "Король забавляется" Виктора Гюго. Великолепная пьеса с потрясающим драматизмом и двумя прекрасными партиями для Фреццолини и Де Бассини (91). Прощайте.

P.S. Разумеется, что для послепасхальной оперы я выберу певцов из штата компании по собственному усмотрению. Не забудьте вставить этот пункт в контракт.

89 - "Луиза Миллер". Наверное, "Элоиза" звучит поэтичнее.

90 - как явствует из дальнейшего, речь о "Риголетто".

91 - homo proponit, sed Deus disponit. Премьеру споют Тереза Брамбилла и Феличе Варези соответственно.

Джулио Рикорди                                                                                                                                            Буссето, 31 января 1850 года

Дорогой Рикорди,

Не имею ни малейших сомнений в том, что все в твоем письме от 26-го соответствует действительности. Прекрасно понимаю, что времена нынче тяжелые, что расходы твои огромны, что юристы твои работают везде (хотя и не только с моими операми). Но и ты пойми, что впереди у меня десять лет, а за это время, как я могу надеяться из получаемых мною писем, театральные дела еще могут повернуться к лучшему. Кстати, когда-то я предлагал не сохранять права на "Иерусалим" и "Битву", а кое-что другое. Не хочу докучать тебе тысячью доводов, какие мог бы привести в свою пользу; удивлен только, что после того, как Эммануэль (92) сообщил о твоем согласии на 50%, ты предлагаешь мне 30. Маловато будет Это слишком мало!! Однако не буду настаивать и согласен на 30% за прокат (93) и 40% за продажи во всем мире на 10 лет, если только ты включишь в список и "Луизу Миллер" на тех же условиях, что "Иерусалим", "Битву" или "Осаду Гарлема" (94). Мне кажется, так будет справедливо, - видишь, как я объективен, и как уважаю доводы, приведенные тобой. Если это тебе подходит, продолжим сводить счеты дальше. Составь список всех аренд и продаж, тобой сделанных, и высылай его мне или моему поверенному дважды в год. В конце июня и декабря будешь переводить мне, что должен.

Это соглашение вступает в силу с сегодняшнего дня и действительно в течение десяти лет, начиная с даты премьеры вышеупомянутых трех опер.

[...95] поскольку Каммарано и я уже пришли к соглашению [...96] с условием, чтобы я лично вел репетиции. В вознаграждение за это ты выплатишь мне 16000 (шестнадцать тысяч) франков 800 золотыми наполеондорами или в день премьеры, или помесячно, - что мы обсудим, когда достигнем принципиальной договоренности. Вдобавок ты будешь выплачивать мне 30% от аренды и 40% от продаж во всем мире следующие десять лет, начиная с даты премьеры вышеуказанной оперы, которая должна состояться, напомню, в ноябре 1850 г. Условия относительно будущей оперы (97) вступят в силу сразу после подтверждения таковых на три другие оперы; таким образом, все четыре будут связаны одним соглашением.

92 - очевидно, Муцио.

93 - нот.

94 - бывш. "Битва при Леньяно" (см. "О международном положении...")

95 - начало см. у Эсе.

96 - конец см. там же.

97 - очевидно, речь о "Риголетто".

Ч. Д. Мардзари (98)                                                                                                                                       Буссето, 18 апреля 1850 года

Уважаемый, из вашего письма от 10-го числа я вижу, что в главных пунктах мы согласны, и остается только составить контракт, в который прошу вас включить статью приблизительно такого содержания: "Маэстро Верди обещает быть налицо в конце января, чтобы приступить к репетициям первого февраля 1851 года, и выпустить продукт (99) как можно быстрее. К этому времени дирекция предоставляет в распоряжение маэстро Верди артистов, занятых в его новой опере".

Оркеструю и репетирую я быстро, поэтому дирекция может не сомневаться, что если все будет в порядке, опера будет готова к постановке к 20-му февраля.

98 - председатель управления спектаклями в "Ла Фениче".

99 - опять же "Риголетто".

Гульельмо Бренна (100)                                                                                                                                  Буссето, 18 апреля 1850 года

Дорогой Бренна, 

Из письма синьора Мардзари вы увидите, что мы обо всем договорились. Прошу только отложить премьеру на несколько дней, поскольку не уверен, что смогу прибыть ранее 1 февраля. Что до всего прочего, то если певцы будут подготовлены и старательны, ручаюсь, что дело пойдет очень споро; я уж точно не задержу.

В "Луизе Миллер" есть партия для контральто, но очень маленькая (101). Пока еще не уверен - но почему бы не написать и для контральто. Посмотрим по обстоятельствам и теме, на которой остановимся. 

Когда будешь составлять контракт, пиши коротко и ясно. Не включай пунктов о генеральной, костюмах, освещении и т. д. Пока дирекция управляется с контрактом, скажи Пьяве (102), чтобы не тратил зря времени, и если не сможет найти указанную мной испанскую драму (103), пусть возьмет "Кина", одну из лучших драм Дюма. Из нее тоже можно сделать прекрасную вещь без потери времени. Смогу начать работу через месяц. Прощай, искренне твой.

100 - секретарь "Ла Фениче".

101 - если речь о Федерике, то не такая уж маленькая.

102 - Франческо Мария, молодой талантливый автор. Напишет либретто к десяти операм Верди.

103 - "Трубадур" Гутьерреса.     

Буссето, 30 декабря 1850 года

В резиденции маэстро Джузеппе Верди

Согласно контракту, полученному 27 декабря от президента совета директоров "Ла Фениче", подписавший его секретарь президента обращает внимание маэстро Верди, что он согласен на на изменения в либретто "Проклятия", чтобы опера пошла уже в нынешнем карнавальном сезоне 1850-51 гг., согласно контратаку от 23 апреля. Эти изменения должны устранить препятствия, которые государственные власти ставят на пути премьеры.

Вследствие этого при консультации с поэтом Франческо Мария Пьяве договорились о следующем:

1. Действие будет перенесено из Франции в одно из независимых государств Бургундии или Нормандии или в мелкое абсолютистское итальянское государство, лучше всего Пьера Луиджи Фарнезе, - в эпоху, наиболее благоприятную для сценического и драматического эффекта.

2. Оригинальные персонажи драмы Виктора Гюго ("Король забавляется") сохраняются, но их имена будут изменены в соответствии с выбранным местом и временем действия.

3. Сцена, в которой Франческо проникает в комнату похищенной Бьянки, будет опущена (104). Она будет заменена другой, более пристойной, от чего пьеса не станет менее занимательной. 

4. Король или герцог придет на свидание в шинок Магеллоны по приглашению, переданному ему лицом, которое заменит Триболетто.

5. Со сценой с мешком и телом дочери Триболетто маэстро Верди оставляет за собой право поступить так, как он сочтет необходимым.

6. Вышеупомянутые изменения потребуют больше времени, чем предполагалось изначально. Поэтому маэстро Верди заявляет, что не сможет представить оперу ни к 28 февраля, ни к 1 марта.

Протокол составлен и подписан присутствующими здесь Дж. Верди - Ф. М. Пьяве - Дж. Бренна, секретарем (105).

104 - может быть, черновик сохранился?

105 - этот документ упоминает Асафьев в своей статье (см. "О международном положении...")

Джованни Рикорди                                                                                                                                    Буссето, 5 января 1851 года

Дорогой Рикорди, 

С неудовольствие узнал, что "Стиффелио" хотят давать в "Ла Скала", потому что, как правило, с операми, не написанными специально для них, они обращаются очень небрежно. "Иерусалим" - свежее тому доказательство. Зачем они выкинули маленький дуэт в начале? Зачем (не говоря уже о безобразном хоре и оркестре) они выкинули "Ave Maria"? Если им не нравится опера - зачем вообще ее ставить?! Возвращаясь к "Стиффелио", если его так уж необходимо ставить, нужно вдолбить цензорам, что в либретто нет ничего ни против властей, ни против религии. Они должны сохранит либретто в неприкосновенности, каждую строчку и каждую деталь. Ничего нельзя ни изменять, ни вырезать, - на это нужно употребить все усилия. Особое внимание следует обратить на то, что эффект последней сцены всецело зависит от хора. Нужна не одна сценическая репетиция - а десять, двадцать, или сколько потребуется. В противном случае я запрещаю ставить "Стиффелио" в "Ла Скала". И помните, что если постановка провалится из-за плохого исполнения, я назначу вас, синьор Джованни Рикорди, ответственным за причиненный мне ущерб.

P.S. У меня нет возможности приехать в Милан для постановки "Стиффелио".  

Доктору Эрколано Балестре (106)                                                                                                                 Буссето, 21 января 1851 года 

Из надежного источника мне стало известно, что мой отец завел разговор о делах, который вы интерпретировали следующим образом, а именно: или я уже предоставил ему право управлять своим имуществом, либо собираюсь сделать это. Надеюсь, что это простое недоразумение, и вы не поверили ни тому, ни другому. Однако повторю, для собственного спокойствия, что не намерен делать ни того, ни другого. Я полностью независим от своего отца как в домашних, так и в финансовых вопросах. Наконец, скажу то же, что и вчера: пусть будет известно всем, что Карло Верди и Джузеппе Верди - две отдельных и самостоятельных личности. Честь имею подписаться, с глубоким уважением ваш.   

106 - адвокат из Буссето.                                                                                    

Антонио Барецци                                                                                                                                        Париж, 21 января 1852 года

Дорогой Крестный,

[...107] Чтобы сделать это, я должен вернуться в прошлое, рассказать о других людях, о нашем доме. Письмо выйдет длинным и утомительным, но постараюсь сократить его, насколько возможно.

[...108] Возвращаюсь к вашему письму: "Прекрасно понимаю, что мое время уже прошло, и я теперь не твой доверенный, а мальчик на побегушках". Если этим вы хотели сказать, что некогда я поручал вам важные дела, а теперь мелочи, ссылаясь на приложенное письмо, то я не нахожу этому оправдания, поскольку делал то же самое для вас, - скажу только, что это будет мне уроком на будущее. Если же этим вы упрекаете меня, что не поручаю вам дела на время своего отсутствия, разрешите сказать вам: неужели я дерзнул бы возложить на вас столь тяжкое бремя - на человека, до такой степени обремененного собственными делами, что он не заглядывает даже в свое поместье? Или я должен был поручить это Джованнино? Но разве в прошлом году, отправившись в Венецию, я не наделил его самыми широкими полномочиями, - а он даже не заглянул в Санта-Агату? Но я не упрекаю его. Он совершенно прав. У него достаточно своих дел, и он не мог заниматься моими.

Открою вам мои взгляды, мои поступки, пои желания, мою, так сказать, публичную жизнь. И раз уж дошло до исповеди, можно поднять и завесу, что скрывает таинственную тайну в моих четырех стенах, рассказать о моей домашней жизни [...109].

107 - начало см. у Эсе.

108 - продолжение у него же.

109 - окончание тоже.

Чезаре де Санктису (110)                                                                                                                                    Буссето, 24 мая 1852 года

Ради всего святого, что это тебе взбрело в голову насчет Почетного Легиона (111)? Мне ничего не известно. Сам знаешь, как обделываются эти дела; обычно люди гонятся за украшениями, но я никогда за ними не погонюсь.

110 - неаполитанский буржуй, меценат и оперный маньяк. Верди станет крестным его сына, Джузеппе.

111 - речь, понятное дело, об ордене. Как бы то ни было, через двадцать два года награда найдет героя: Верди будет награжден после премьеры "Реквиема" в Париже.

Антонио Сомме (112)                                                                                                                                              22 мая 1853 года

См. Бушен. У нее подстрочный перевод Лировского монолога - у Верди, как я понимаю, оригинал:

"...I wll do such things, - 

What they are, yet I know not, but they shall be

The terrors of the earth".

112 - молодой талантливый автор. Для Верди написал либретто "Бала-маскарада" и долго улучшал "Короля Лира", о котором здесь и говорится.

Чезаре де Санктису                                                                                                                                Буссето, 9 сентября 1853 года

Ты умеешь хранить тайну? Надеюсь, что да, потому и пишу тебе.

Если бы я решил провести зиму в Неаполе, скажи мне:

Первое. В случае, если мне окажется неудобным остановиться в отеле, смогу ли я найти удобную маленькую квартирку с видом на море для двоих, не считая одного или двух человек прислуги?

Второе. Смогу ли я нанять одного или двух слуг?

Третье. Будут ли у меня проблемы с полицией, если я отправлюсь в эту увеселительную поездку только с обычным паспортом? Говорят, она очень сурова!..

Четвертое. Не возникнет ли у леди, что прибудет вместе со мной, с таким же паспортом, подобных проблем?

Отвечай на это как можно скорее. Повторяю: полная тайна. Твой ответ определит мое решение.

Если приеду, то буду в Неаполе просто господином Джузеппе Верди, а не маэстро Верди. Не желаю слышать ни опер, ни предложений об операх и т.д.

Прощай - и молчание!

Джузеппине Аппиани                                                                                                                              Париж, 27 февраля 1854 года

Я прочел "Грациэллу". Это маленькая одноактная пьеса. По моему мнению, она малоинтересна и в ней нет драматического движения. Лет пять назад я прочитал "Признания" и, насколько помнится, этот рассказ мне очень понравился.

В прозе стиль и язык - это все, но в драме они мало чего стоят при отсутствии действия. Интереснее всего последняя сцена, но она слишком пафосна и трагична, что совершенно не гармонирует с предшествующими сценами. Короче, мне не понравилось, но Евгении не нужно считаться с моим мнением. Большинство мнений ошибочны, и как не бывает двух одинаковых ртов, носов, лиц, так не бывает и сердец, поэтому нет людей, которые бы думали и чувствовали одинаково. Артист должен полагаться лишь на собственное вдохновение, и если у него настоящий талант, он чувствует и понимает лучше, чем кто бы то ни было, что ему нужно. При сочинении я должен абсолютно верить в тему, которой вдохновлен, хотя бы все прочие артисты признали ее непригодной для музыки. Поэтому повторяю, пусть не обращает внимания на мои советы, и если тема ей нравится, пусть без колебаний к ней приступит. Если хочет, я ей пошлю.

С превеликим огорчением должен сказать, что не буду писать для "Ла Скала"!

Конечно, если найду подходящую тему, то пришлю ей с необходимыми, по моему мнению, примечаниями, но советую не придавать им слишком большого значения. 

Пишу очень медленно (113); собственно говоря, совсем не пишу. Не знаю почему, но я все там же, нисколько не продвинулся.

113 - "Сицилийскую вечерню" (см. Каталог).

Антонио Сомме                                                                                                                                          Париж, 4 января 1855 года

[...114] P.S. Тысяча приветствий нашему драгоценному Виньи (115) и этому ужасному Галло (116).

114 - см. Бушен.

115 - Чезаре, директор желтого дома в Венеции.

116 - Антонио, скрипач, дирижер, издатель и оперный маньяк. Через год после провала "Травиаты" поставит ее в Венеции и добьется успеха.

Антонио Сомме                                                                                                                                        Париж, 24 января 1855 года

Дорогой Сомма,

Секстина, которую ты прислал, мне нравится. Но если ты напишешь четыре таких десятисложных секстины, то ария, или ее ритм, станет монотонной. Если тебе необходимы двадцать четыре или тридцать строк для выражения мысли - используй их, но меняй метр. Сохрани эту секстину и, если хочешь, напиши еще одну, но потом поменяй размер. Чем разнообразнее он будет, тем разнообразнее будет музыка. Если в арии будет хотя бы три-четыре метра, то уже неплохо, а если больше - то еще лучше.

Насчет сцены суда ничего не скажу. Она меня устраивает.

Спешу пожать тебе руку.

Тито Рикорди                                                                                                                                                      4 апреля 1855 года  

[...] В конце концов, Торелли (117) тоже спрашивает меня, действительно ли поэма так ужасна, как о ней говорят. Так и формируется "общественное мненье"! Как глупо! Я думаю, что поэма лучше многих либретто Пьяве. Но публика уверилась в том, что стихи плохи, лишь увидев на обложке имя этого бедняги. Могу поделиться одной историей. Десять лет назад у меня появилась мысль сочинить "Макбета". Я сам набросал либретто. Больше того, я написал целую драму в прозе, с разделением на акты и сцены, с обозначением вокальных номеров и тому подобное. Затем я отдал ее Пьяве, чтобы он превратил прозу в стихи. Затем я подстраховался насчет его работы и, с его разрешения, попросил Маффеи (118), чтобы тот выправил перевод, особенно хоры ведьм в третьем акте и сцену сомнамбулизма. А потом - представляете? - хотя в либретто не упоминалось имя автора, публика приписала его Пьяве и больше всего раскритиковала и высмеяла именно эти сцены Может быть, их можно было написать и получше, но и в таком виде это все же стихи Маффеи и носят отчетливый след его индивидуальности. Вот вам общественное мненье!

117 - Винченцо, молодой талантливый автор, редактор "Омнибуса" (Неаполь), секретарь театра "Сан Карло".  

118 - Андреа, молодой талантливый автор. Написал либретто "Разбойников". Муж Клары Маффеи. Бывший муж.     

Эрколано Балестре                                                                                                                                        Париж, 21 октября 1855 года

Дорогой доктор,

Я не ответил на ваше любезное письмо, поскольку рассчитывал уже быть дома, но так как предстоит еще поставить "Трубадура" в Итальянском театре, задержусь здесь еще на пару недель. А пока не обсудить ли нам одно английское предприятие? Некогда здесь придумали авторское право на работы композиторов, художников, писателей и т. д. Это означает, что если, к примеру, я напишу оперу, ее нельзя будет ставить или печатать в Англии без моего разрешения. Конечно, я продал свою оперу издателю. Недавно Палата общин уничтожила авторское право для иностранцев, чьи страны не подписали международный договор с Англией. Так что теперь издатели находят более удобным для себя не покупать оперы, а экспроприировать их, что совершенно естественно. [...119] Не будете ли вы так любезны при поездке в Парму навести справки, чтобы к моему возвращению стало ясно, возможно это или нет. До скорой встречи, с дружбой и уважением, искренне ваш. 

119 - см. Эсе.

Тито Рикорди                                                                                                                                                   Париж, 24 октября 1855 года  

Дорогой Рикорди,

С большой горечью узнал о последних изданиях моих опер, очень небрежно отредактированных и полных ошибок, а больше всего - о первой редакции "Травиаты" (120). Непростительная халатность! Если бы по чистой случайности я не заглянул в магазин Эскюдье, она разошлась бы по всей Франции. И не расходится ли она сейчас в таком виде по Германии, Испании и другим странам! А ведь вам известно, что она должна быть изъята из продажи два года назад!! А ведь я обговаривал это (не прося от вас никаких денег!), когда заключал договор с Колетти. Но разве кого-нибудь беспокоит доброе имя артиста? Чем больше я об этом думаю, тем больше это меня расстраивает. Всю свою долгую артистическую жизнь я встречаю лишь черствых, бессердечных, неумолимых импресарио, издателей и им подобных с томом законов под рукой. С прекрасными словами и прескверными делами. И в награду меня всегда использовали как вещь, как инструмент, который полезен только тогда, когда исправен. Очень печально, но это так. 

120 - помнится, Маэстро утверждал, что после премьеры не изменил в "Травиате" ни единой ноты: "...Ни один кусок не был заменен, ни один кусок не был прибавлен, ни один не изъят и ни одна музыкальная мысль не претерпела изменения" (26 мая 1854 года). А теперь выясняется, что была вторая редакция? Дело темное.                                 

Антонио Сомме                                                                                                                                                Буссето, 7 апреля 1856 года

Дорогой Сомма, 

Я очень прилежно изучил план, который ты был так добр прислать мне. Не буду говорить о красотах - они заключены во всем, что выходит из-под твоего пера. Но мне кажется, что персонажи слишком злы и свирепы для музыкальной драмы, к тому же довольно однообразны. Возможно, что я и ошибаюсь, но напомню, что когда я имел удовольствие видеть тебя и en passant (121) коснулся этой темы, я объяснил, что мне нужна скромная, простая, чувствительная драма вроде "Сомнамбулы", только лучше но без подражания ей. Твоя - за тридевять земель от такой. Посылаю обратно, можешь использовать по своему усмотрению.

[...122] Отнесись с пониманием, искренне твой.

121 - мимоходом.

122 - см. у Бушен.

Винченцо Торелли                                                                                                                                       Буссето, 22 апреля 1856 года

[...] Для постановки "Короля Лира" нужны следующие артисты:

Выдающийся баритон - для Лира.

Сопрано, prima donna, необязательно с большим голосом, но тонко чувствующая - для Корделии.

Два блестящих артиста второго плана.

Очень хорошее контральто.

Тенор с большим и красивым голосом (но партия не особенно важная).

Что касается сопрано и контральто, я слышал много хорошего о Пикколомини (123) и Джузеппине Брамбилле (124). Обе молоды и поют с большим чувством!

Очень прошу тебя держать все это в полнейшем секрете. Так будет проще избежать неприятностей.

123 - Мария, очередная примадонна. Но из хорошей семьи.

124 - почему-то это контральто пело в основном сопрановые партии (в частности, Леонору в "Трубадуре"). В сезоне 1850-51 выступала в Одессе. Сестра Терезы, первой Джильды.

Эрколано Балестре                                                                                                                                         Париж, август 1856 года

Я пробыл в Париже три или четыре дня, и, как обычно, мне нужна ваша помощь. Во-первых, узнать, запросило ли правительство Пармы договор об авторском праве? Во-вторых, хочу поручить вам переговоры с Пикколомини. [...125]

125 - конец см. у Бушен.

Винченцо Торелли                                                                                                                                      Буссето, 9 сентября 1957 года

День и ночь работаю над материалами для новой оперы. Выбрал испанскую драму (126) и уже сейчас приспосабливаю ее для музыки, а после буду перелагать стихами. Я бы хотел написать "Рюи Блаза", но ты прав, блестящая партия не подойдет Колетти, скажу больше, он бы не смог исполнить ведущую партию.

126 - "Казначей короля дон Педро" Гутьерреса.

Винченцо Торелли                                                                                                                                        Буссето, 17 октября 1957 года

Ты прав, и понимаю, что трудно изменить наш договор. Через несколько дней ты получишь или план, или, скорее всего, полное либретто в прозе для одобрения цензурой. Тем временем я подыщу поэта (надеюсь, способного), который переложит его стихами. Это будет "Густав III". "Король Лир" невозможен. Ясно, что он провалится, поскольку никому, и даже Колетти - не найдется в нем места. Сам понимаешь, что с таким настроем я не смог бы писать его с большой охотой.

Антонио Сомме

Дорогой Сомма,

Два дня назад получил последние акты "Лира". Думаю, ты зря выкинул анданте из арии Корделии. Теперь она осталась незаконченной. Мне кажется, ее следовало изменить, но не выбрасывать. Мне очень нравятся эти стихи для голосов издалека (после битвы) - они характерны и колоритны. В coup d`etat (128) Олбанского я не верю. Как мог герцог, до той поры бывший совершенным идиотом, прийти к мысли захватить по сути королеву и ее любовника, которому она дала полную власть? Смерть Гонерильи и дуэль были намного более правдоподобны!.. Подумай об этом. Но мы еще поговорим об этом в Италии.

Что касается "Монаха" (если ты имеешь в виду льюисовского "Монаха"), то я не думаю, что он годится для оперы. Если же это твоя пьеса, то ничего не скажу. Единственное - мне нужна не блестящая пьеса, а нечто, базирующееся на чувстве, вроде "Сомнамбулы" или "Линды", но и отличающиеся от их стиля, который слишком устарел. В настоящее время у меня нет на примете такого сюжета.

Если ты отыщешь сюжет такого рода, сделай по нему на досуге набросок и пришли мне, когда я вернусь в Италию.

Очень спешу, прощай (суетливый Париж!) Искренне твой.

128 - государственный переворот.

Антонио Сомме                                                                                                                                               Буссето, 26 ноября 1957 года

[...129] Ah mi concedi in grazia

Ancor una volta almeno. [...130]

Пассаж от слов "Signora, ho un invita" до следующих строф слишком длинен.

129 - начало см. у Бушен. Два первых заурядных стиха у нее пропущены.

130 - далее тоже у Бушен. Пропущена последняя фраза.

Чезаре де Санктису                                                                                                                                           14 января 1958 года

Дорогой Чезарино, 

Шшш... Никому не говори, что я здесь. Приходи увидеться со мной немедленно. Не называй моего имени, только номер - 18-й. 

Молчание! Прощай.

Антонио Сомме                                                                                                                                                Буссето, 11 сентября 1958 года

Дорогой Сомма, я получил либретто, которое, по-моему, мало что потеряло, а фактически в некоторых местах даже выиграло! Но у тебя проскользнуло несколько выражений, которые публика может счесть дурным вкусом и не одобрить. [...131]

Третью сцену я нахожу выразительной менее предыдущих. "Te perduto" очень сильно и дает прекрасную возможность для декламации; оно сценично и очень мне помогло. Постарайся его сохранить, е если сможешь, уложишься в две строки: "Te perduto, a qusta terra e tolto ogni avvenire".

Музыка к девятой сцене уже написана и требует от Амелии таких слов: "Lui che si tutti il cielo arbitro pose", или чего-то подобного. Ульрика не должна ее прерывать. Un pugnale l`aspetta хуже, чем l`assasino. Цензор такое не пропустит. Найди фразу, иносказательно описывающую то же самое, например... da mano amico uccido sarai.

В третьем акте ты изменил Sangue vuolsi на Rea ti festi и правильно сделал. Но другие изменения ослабили сцену. [...132] Эти слова определенно указывают на наличие у персонажей логики и здравого смысла, что в данной ситуации неуместно. В чем-то ты выиграл, но в гораздо более существенном - проиграл. В прежнем варианте было больше огня и больше правды. За исключением Sangue vuolsi я оставлю все, как было, прежде всего - Hoi finito, которое так драматично.

Далее, строфа Dunque l`onta и т.д. кажется мне слабой для этой сцены. Рифма lui - nui слишком немузыкальна, и чтобы отвечать уже написанной музыке, вторая строфа должна быть плавной. Здесь совершенно необходима другая строфа.

Вот и все. Как видишь, за исключением этой строфы изменения очень невелики, поэтому я не стану отправлять либретто в Рим, пока ты не исправишь эти несколько слов... Поторопись, пожалуйста.

Кроме того, готовься ехать в Рим, поскольку думаю, теперь все пойдет гладко.

131 - очевидно, следует список этих выражений.

132 - очевидно, следует список этих изменений.

Винченцо Яковаччи  (133)                                                                                                                               Неаполь, 19 апреля 1959 года

Дорогой Яковаччи,

Я никогда не имел и не имею дела с газетами, и если бы вы знали меня лучше, то избавили бы меня от столь длинной преамбулы в предпоследнем письме.

В Риме "Густава III" разрешили в прозе, но запретили либретто, положенное на музыку!!! Очень странно. Я уважаю власти, а потому ничего нге скажу. Но если я не хочу давать оперу в Неаполе, поскольку они изменили либретто, я не могу давать ее и в Риме, где хотят сделать то же самое.

Здесь все улажено - битва кончена! (134)

Я уезжаю из неаполя пароходом в среду, и буду в Чивитавекья (135) утром в четверг. Вышлите мне сюда poste restante либретто "Густава III", что у вас на руках, и не будем больше возвращаться к этому вопросу, который аннулирован согласно пункту 6 нашего контракта.

искренне ваш.

133 - имперсарио театра "Аполло", Рим.

134 - см. Каталог.

135 - морской порт в 80 километрах от Рима. Следовательно, Тоска собиралась покидать Италию морем.

Винценцо Яковаччи                                                                                                                                                   5 июня 1959 года

Дорогой Яковаччи,

Вы напрасно защищали "Бал-маскарад" от нападений газетчиков. Вы должны были поступить, как я: не читать их, или позволить им писать то, что им заблагорассудится. Я всегда так делал. Единственное, что имеет значение - хороша опера или плоха. Если она плоха и журналисты ругают ее - то они правы. Если же она хороша, а они не хотят признавать этого в силу своих или чужих предрассудков или других причин, - тогда пусть говорят что хотят: не стоит переживать из-за этого. А теперь признайте: если что и нуждалось в защите в этом карнавальном сезоне, так это та ужасная труппа певцов, которую вы мне подсунули. Сознайтесь, положа руку на сердце, что я явил собой редкий образчик самоотречения, не забрав партитуру и не отправившись на поиск своры собак, поскольку и та не выла бы так, как ваши певцы. Но теперь, после всего того, что случилось, и т. д.

Мэру Буссето                                                                                                                                             Санта-Агата, 5 сентября 1959 года

Уважаемый господин мэр,

Я горд и благодарен за честь, оказанную мне моими согражданами, избравших меня своим представителем в Совет Пармских провинций. И хотя мои слабые способности и сам род занятий не особенно подходят для такого дела, может быть, великая любовь, которую я всегда питал к нашей прекрасной несчастной Италии, даст мне силы.

Нет необходимости упоминать, что [...136]

Диктатуру великого итальянца, Луиджи Карло Фарини (137).

Будущее возрождение и величие нашей родины зависит от объединения с Пьемонтом. Такова должна быть твердая, непреклонная убежденность всех, в чьих жилах течет итальянская кровь. Тогда настанет час, когда и мы сможем сказать, что составляем великую и благородную нацию.

136 - см. Эсе.

137 - какой-то политикан.

Графу Кавуру (138)                                                                                                                                       Буссето, 21 сентября 1859 года

Ваше превосходительство, Ибо по чину вы так.

Простите за смелость, что обеспокоил вас этими строками. Я долго ждал личной встречи с Прометеем нашего народа и постоянно искал возможности исполнить свое горячее желание. Но я и не осмеливался мечтать о таком сердечном и любезном преме, который ваше превосходительство изволили мне оказать.

Я ушел глубоко взволнованным. Никогда не забуду поместья Лери, где имел честь пожать руку великого государственного деятеля, первого гражданина, человека, которого вся Италия зовет отцом отечества.

Пусть ваше превосходительство снисходительно отнесется к искренним словам простого артиста, который обладает лишь одним достоинством - неизменной любовью к родине

138 - еще один политикан (см. Каталог).

Анджело Мариани (139)                                                                                                                                Буссето, 25 октября 1859 года

Я получил ваше любезное письмо и Movimento (140). Кажется, вы не в духе. Но не стоит впадать в отчаяние. Еще посмотрим. Пока же поговорим о другом. Знайте, что в Турине сэр Хадсон (141) передал мне письмо для синьора Клементе Корте, гарибальдийского офицера, дающее мне возможность приобрести немного оружия. Синьор Корте ответил очень сердечным посланием от 28 сентября и тогда же телеграфировал от фирмы Дановаро в Генуе: "Доступно около 6000 единиц, в основном английских, цена от 23 до 30 франков. 2500 карабинов, 60 мушкетов и т. д."

После получения телеграммы и письма я отписал Корте 2 октября и попросил пока заказать 100 винтовок. Вторым письмом от 18 октября я заказал еще 72 и попросил все выслать в замок Сан Джованни, куда направил своего человека. Я заплачу или начальнику станции, или пошлю чек в Геную - как удобнее продавцу.

Но я не получил ответа ни на одно из писем. Я сижу как на иголках, потому что мэр нашего городка постоянно о них спрашивает. Посылаю своего слугу в Модену, дабы выяснить, жив этот Корте или уже нет. Вместе с тем хочу выяснить:

1. Получила ли фирма Дановаро заказ на эти 100, а потом 72 винтовки.

2. Отправили ли их; а если Корте этого не сделал, есть ли еще винтовки по цене, указанной в телеграмме.

3. Готовы ли вы, Анджело Мариани, если понадобится, заказать эти винтовки и еще, если потребуется, проверить их лично и отдать проверить специалисту, чтобы выяснить, пригодны ли они для нашей цели. Вы сделаете доброе и полезное дело.

Отвечайте как можно скорее и возьмитесь за это дело с умом, которым всегда славились. Прощайте!

139 - дирижер. 

140 - название композиции?   

141 - Джеймс, английский посол при Сардинском дворе.   

Анджело Мариани                                                                                                                                            Буссето, 15 марта 1860 года   

Дорогой Мариани,   

[...] Говорят, в лесах вдоль По полно диких уток. Пойду проверю, а потом напишу тебе. Когда приедешь? Советую немного подождать, земля еще сырая, пусть подсохнет.

Пеппина (142) передает привет. Прощай, юный бездельник! До скоро встречи, а пока пиши почаще!

142 - натурально, Джузеппина Верди, в девичестве Стреппони.

Анджело Мариани                                                                                                                                                    21 марта 1860 года

Пока ты был только композитором, я не осмеливался писать подобные вещи. Но так как теперь ты капиталист, спекулянт, ростовщик, поручаю тебе выплатить мне пару сотен франков на пару дней. Ты немедленно получишь их назад с процентами, премией, комиссионными и прочили мошенническими штучками и т. д.

Прежде всего, раздобудь мою фотографию и оплати все согласно приложенному письму.

Второе, сходи с маэстро Гамбини к этому садовнику и купил 10 штук Magnolia grandiflora метра по полтора, но никак не меньше метра. Их нужно хорошо упаковать в солому перед самым твоим отъездом.

Третье, сходи к Ноледи и спроси его, не обменяет ли он мою Сент-Этьен на свой Льеж 13/14 калибра, который, как тебе известно, мне понравился. Я дам ему четыре наполеондора в придачу. Уверь его, что моя винтовка почти новая. Я пользовался ей только в декабре, и выглядит она как новенькая. Если Ноледи захочет сначала осмотреть ее, напиши мне, и я пришлю ее поездом. и ты тоже проверь Льеж. Точно ли он бьет в цель и нет ли осечек. Сделай пять-шесть выстрелов.

Снег уже сошел. Но если подождешь несколько дней, земля подсохнет, и мы сможем углубиться в лес.

Прошу тебя побеспокоиться обо всем. Позаботься о винтовке, и если будешь доволен стрельбой, не бойся немного переплатить.

Анджело Мариани                                                                                                                                          Буссето, 25 ноября 1860 года

Дорогой Мариани,

У моего плотника есть племянник, которого призвали на службу. Он сломал ногу и теперь не может маршировать. Его обследовали полковые врачи и послали на комиссию в Турин. Он поедет туда в начале месяца и теперь нуждается в помощи. Не знаешь ли кого-нибудь, кто сможет помочь? Это должен быть хороший человек, не посол и не министр. Ты сделаешь доброе дело. Напиши мне.

Анджело Мариани                                                                                                                                            Буссето, 3 января 1861 года

Большое тебе спасибо за то, что отыскал помощника моему бедному protege. Его зовут Анджело Аллегри, он 1840 года рождения. Было бы хорошо, если бы этот человек составил письмо, ты переслал его мне, я - вышеупомянутому Аллегри а он - тому, кому оно адресовано в Турине. И все это как можно быстрее, так как он уезжает 8-го числа.

Анджело Мариани                                                                                                                                           Турин, январь (143) 1861 года

[...144] Кавура я видел в семь утра, а сэр Хадсон только что ушел. Он хотел зазвать меня к себе на обед, но я пойду только на кофе к семи. Привет.

Я уезжаю завтра и буду дома в четыре часа. Пиши мне. Спасибо за помощь моему бедному Аллегри.

Я хотел быть этой ночью в Генуе, но уже почти пять часов, - следовательно, не успею.

143 - у Эсе - 18-е.

144 - см. Эсе.

Мингелли-Вайни (145)                                                                                                                               Санта-Агата, 23 января 1861 года

Дорогой Мингелли-Вайни,

145 - как явствует из письма, еще один политикан местного разлива.

Дорогой Мингелли-Вайни,

Тягостный вопрос о моем выдвижении в парламент обсуждался не за бутылкой вина, а в час, когда пьют максимум кофе. Ты знаешь, что единственной целью моей поездки в Турин было освободиться от этой чести. Но я не преуспел, чем очень огорчен. Тем более, что ты подготовлен к парламентским баталиям много лучше артиста, известного только благодаря своему бедному имени.

Я предлагал тебя и выступал за тебя в Буссето, понимая, что предлагаю своей родине человека чести, истинного итальянца, представителя, чьи знания и просвещенность помогут общему делу [...146] Можешь показать это письмо всякому, кто осмелится возводить на тебя напраслину, - надеюсь, оно снимет с тебя обвинения, и полностью восстановит твое душевное спокойствие. Что до идеи, которую мне предлагали - перенести свою кандидатуру в другой избирательный округ королевства, - это, прости меня, против моих принципов. Если я сделаю это, то буду вынужден участвовать в кампании, и - повторяю в сотый раз - меня принудили принять выдвижение, но я не буду ни участвовать в кампании, ни переходить в другой избирательный округ. [...147]

146 - см. Эсе.

147 - см. Эсе опять.

Мингелли-Вайни                                                                                                                                      Санта-Агата, 29 января 1861 год

Дорогой Мингелли, 

Ты пишешь: "Тебе и так понятно, что я всецело убежден в том, что тебе нет дела до интриг против меня, так как ты презираешь их". Слова "интрига" нет в моем словаре, и я брошу вызов любому, кто будет утверждать обратное.

Если бы я занимался интригами, статья в "Пармской газете" никогда бы не вышла. Если бы я занимался интригами, избирком Пармы не расклеил бы плакаты с твоим именем по всей округе. И мне не нужно интриговать сейчас, поскольку если бы у меня появилась безумная мысль стать депутатом, никто не помешал бы мне выдвинуть свою кандидатуру с самого начала. 21-го я открыто сказал тебе о причинах, которые принуждают меня согласиться, если буду избран. Но ты знаешь меня недостаточно хорошо и не можешь понять, насколько у меня развито чувство собственного достоинства, и что презрение к подобным закулисным махинациям граничит у меня с отвращением! Я никогда не занимался политикой и не имею ни желания, ни возможности начинать политическую карьеру. Уже говорил, и в сотый раз повторяю: если меня выберут, я соглашусь, хотя и против воли, но ради этого не шевельну и пальцем. Давай прекратим эту полемику, в которую нам вообще не следовало вступать,

Привет твоей жене от Пеппины и от меня (148).

148 - "Говорят, что, когда Цезарь перешел через Альпы и проходил мимо бедного городка с крайне немногочисленным варварским населением, его приятели в шутку спросили со смехом: "Неужели и здесь есть соревнование в почестях, спор из-за первенства, раздоры среди знати?" - "Что касается меня, - ответил им Цезарь с полной серьезностью, - то я предпочел бы быть первым здесь, чем вторым в Риме".

Оппрандино Арривабене                                                                                                                   Санкт-Петербург, 1 февраля 1862 года

Писано Джузеппиной Верди

[...149] Которые могут с легким сердцем кричать: "Да здравствует мороз, лед, сани и прочие радости!" [...150]

Дорогой граф, [...151]

Франческо Пьяве                                                                                                                                               Кремона, 3 июля 1862 года

Дорогой Пьяве,

Вчера, по возвращении домой, в Санта-Агату, я обнаружил твое письмо, дожидавшееся меня несколько дней. Не можешь представить, как трудно пришлось нам в последнее время - жена была больна почти месяц! Встречался ли ты с Рикорди за это время? Нет ли у него чего-нибудь новенького? Пеппина в Генуе не вставала с постели восемнадцать дней из-за желудочной лихорадки; была в состоянии вернуться домой только вчера. Теперь лихорадка прошла, но она очень истощена и восстановление будет долгим, как и всегда при этой болезни.

Не особенно радуйся, мой дорогой Пьяве! Это правда, теперь я член Французского института (великой Франции!) Я - один из сорока "бессмертных"! Значит, я стал реакционным старым хрычом.

Прошу тебя, скажи Рикорди, что я жду ответа на свое последнее письмо. Пиши мне в Санта-Агату.

Оппрандино Арривабене                                                                                                                                   Буссето, 20 июля 1862 года

Дорогой Оппрандино,

Я не совсем здоров и не приеду пока в Турин. Пока же будь другом, окажи мне услугу: сходи на почту в Палату и попроси известного господина, отвечающего за это, пересылать мои письма в Буссето, - только письма.

Чем они там занимаются в парламенте? По-моему, только ругаются и теряют время.

Тито Рикорди                                                                                                           Буссето - Санта-Агата, 22 октября 1862 года

Дорогой Рикорди,

Все время дождь, дождь, дождь! Прощай, деревня, прощайте, прогулки, прощай, солнце, которое теперь будет являться нам слабым и бледным, прощайте, мечты и надежды на поездку в Комо! Четыре стены заменят бесконечный простор, а домашний очаг - солнце! Книги и музыка вместо воздуха и неба! Вместо развлечений - скука! Хорошо, будем слушать музыку, для того чтобы... для того же, для чего и остальные. Они помирают от скуки от так называемой классической музыки. Единственное различие между нами в том, что когда мне скучно, я говорю: мне скучно, а они притворяются увлеченными красотами, которых там нет или не больше, чем в нашей собственной музыке. Это правда; современность много говорит, ходит вокруг да около, тратит много сил, но создает мало, и пытается сделать новую музыку из духОв и старых костей. Но если в ней будет хотя бы слабый луч света, тогда ура новой музыке! Итак (чтобы не отличаться от остальных), прошу тебя: сделай одолжение, пришли мне работу, которую сейчас печатаешь. Не помню, как она называется (152), но это фортепианная музыка старых и современных композиторов. Но прошу понять меня правильно: я принял решение никогда не тратить ни пенни на музыку и никогда больше не иметь дела с оперными дельцами. И если ты, со своей стороны, решил никогда никому не давать музыки даром (очень мудрое решение!), то не посылай мне вышеупомянутой работы, и наша дружба ничуть не пострадает.

Я еду в Турин, где пробуду восемь или десять дней. Пиши мне туда.

152 - зато я помню: "L`arte antica e moderna".

Чезаре де Сантктису                                                                                                                        Санкт-Петербург, 14 ноября 1862 года

Писано Джузеппиной

[...] Пословица "нет новостей - хорошие новости" не всегда верна. На этот раз я посылаю тебе новости, и это хорошие новости! "Сила судьбы" прошла с большим успехом. Хорошая работа певцов, хора и оркестра. Император (153), пораженный бронхитом и воспалением слизистой, смог появиться только к четвертому спектаклю.

Хотя твоему крестному пришлось подождать, он ничего не потерял, поскольку после аплодисментов и вызовов он был представлен императору в его ложе министром, а там, если коротко, был завален комплиментами, особенно императрицей, которая была очень добра и сказала много хорошего. Ты можешь подумать, что все ограничилось этим обрядом. Niett (154) (как говорят русские). В четверг Верди был награжден орденом Святого Станислава (рыцарский крест, носимый на шее) - без представлений или рекомендаций, но motu proprio (155) Императора всея Руси. Сними шляпу, поклонись императору, просвещенной публике, прославленному украшению - и спокойной ночи.

Вскоре мы отбываем в Испанию, где Верди, после настоятельных уговоров, согласился поставить новую петербургскую оперу. Однако его утомило это огромное путешествие, и он хочет вернуться в свою тихую Санта-Агату и немного пожить там.

153 - натурально, Александр II.

154 - как замечает английский издатель, "the Russian word, "niett", means "nothing". Справедливо.

155 - по Желанию левой пятки собственной инициативе.

Антонио Сомме                                                                                                                                            Буссето, 17 декабря 1863 года                                                                                                                                                                                 

Мой драгоценный Сомма,

Мне известен сюжет Ивана. Он грандиозен, прекрасен, драматичен, - но все-таки не тот сюжет, который я ищу. Если бы я положил его на музыку, то оказал бы тебе плохую услугу, ничем не вознаградив себя. Кроме того, у меня нет в планах писать сейчас, а если впоследствии появятся, в моем портфеле лежит несколько поэм, в том числе твой великолепный "Лир". Однако спасибо, что думаешь обо мне, и прости, что не в состоянии принять столь лестное предложение.

Оппрандино Арривабене                                                                                                Буссето - Санта-Агата, 3 марта (156) 1864 года

Дорогой Арривабене,

Теперь ты в безопасности. Вчера я был в Кремоне, где нашел все, что нужно, так что ни о чем не беспокойся.

[...157] Раньше у меня была полная уверенность в Россини, основанная на его последних работах, но теперь, если он начал учиться, я начинаю сомневаться. На этом покидаю тебя и прощаюсь в большой спешке.

156 - у Эсе - апреля.

157 - см. Эсе.

Тито Рикорди                                                                                                                                 Санта-Агата, 8 сентября 1864 года

Дорогой Тито,

Когда встретишь Филиппи (158), передай ему привет и скажи, что если бы я знал, что он собирается разгласить мое назначения членом комиссии по сооружению памятника Гвидо Ареццо, я бы попросил его этого не делать. Потому что я отказался, хотя в письме из Ареццо я был упомянут наряду с:

Россини - почетным президентом,

Пачини - президентом,

Меркаданте -...наверное, советчиком.

После них, разумеется, моя почтенная персона - наверное, в качестве швейцара. Если бы они воткнули еще два имени между Меркаданте и мной, я бы скромно повторил вслед за Данте: "Я был шестым средь мудрости такой". 

Но объясни Филиппи, что хотя я и считаю своим долгом отказаться от столь великой чести, понимая, что толку в этой комиссии от меня не будет, тем не менее я в восторге от порыва благочестия нашего времени, в котором воздвигаются памятники великим мужам прошлого и настоящего (президент Пачини). Позднее попрошу его напечатать мое собственное предложение (хотя я и не хочу быть президентом комиссии): воздвигнуть памятник Пифагору (159)!

Если это предложение примут, следует предложить памятник Джубалу (160), а потом через медиума вызовем дух Гвидо Ареццо - пусть сочинит инаугурационную кантату... Хотя я и не уверен, смог ли бы он это сделать (161).

158 - 

159 - 

160 - библейский персонаж, "изобретатель музыки".

161 - Гвидо был видным теоретиком музыки, но не факт, что сочинял сам.

Леону Эскюдье                                                                                                                                                         23 января 1865 года

[...162], che sperdono i primi rai del di. Французский перевод должен сохранить эти слова, поскольку [...163].

162 - см. Бушен.

163 - см. туды же.

Жильберу Дюпре (164)                                                                                                                               Февраль 1865 года

Я надеюсь, вы простите мою задержку с ответом на ваше очень любезное письмо от 19-го прошедшего месяца, - последние дни я был очень занят.

Я знаю мир, а театр - еще лучше, поэтому не удивляюсь предательствам, большим и малым, совершающимся в нем. Я совершенно уверен, что перевод "Макбета", сделанный вашим братом, так же прекрасен, как и прочие его переводы. И если вы одобрили его и приспособили к музыке, то мне нет нужды перепроверять столь grand musicien, великого артиста и добросовестного человека. Могу только пожалеть, что вы и ваш брат пострадали из-за этого. Но всем вашим врагам вместе (полагаю, у вас их много), никогда не достичь того, чтобы глубокое уважение, которое я во всех отношениях испытываю к вам, уменьшилось бы хоть на йоту.

164 - тенор.

Оппрандино Арривабене                                                                                                                         Генуя, 5 марта 1865 года

В "Макбете" есть контрафагот, и за ним уже послали в Милан. Если постановщики "Африканки" обвинят меня в плагиате, то они ошибутся, поскольку в Буссето каждый знает, что я писал для него марши еще тридцать лет назад (165).

165 - без контекста непонятно, а его пока нет... Премьера "Африканки" прошла в 1837-м.

Оппрандино Арривабене                                                                                                                  Санта-Агата, 28 августа 1865 года

Блэк своему брату Рон-Рону:

Привет! Напрасно ты, возлюбленный брат мой, не пришел навестить меня, - я бы принял тебя с распростертыми лапами и широко распахнутыми челюстями и покусал бы четырьмя своими зубками твои лохматые щечки. Короче, я бы показал тебе всю свою братскую собачью дружбу. К тому же здесь ты бы не рисковал ни подхватить холеру, ни повстречать столичных психов. Вместо них здесь полно идиотов, которым мы время от времени будем давать по мордам, чтобы они работали. Мои мажордом, приказчик и растяпа-секретарь обеспечивают меня всем необходимым. Макаруны (166) дождем сыплются в мой рот, большие кости достаются мне, суп ждет моего пробуждения, весь дом в моем распоряжении, и сейчас, когда жара невыносима, я поминутно меняю комнаты и кровати, и горе тому, кто меня тронет! Когда у меня хорошее настроение, я занимаюсь воспитанием молодого котенка, чьей понятливостью очень доволен; если его ненароком не придушат, он очень далеко пойдет в искусстве воровства.

Как видишь, возлюбленный брат мой, все у нас идет отлично, под моим руководством и согласно моим указаниям, и если ты приедешь, мои лапы, зубы и хвост - все готово принять тебя в манере, подобающей самым тесным семейным узам. Мои секретарь и секретарша передают тебе приветы. Кстати, насчет первого: я прочел в одной газете, что он едва не сделал еще один промах. Я внесу его в список психов и отправлю в столицу. Когда сделаю это, сообщу тебе. Пока же крепко, по-дружески, обнимаю. Прощай.

Блэк (167)

166 - вид печенья.

167 - "Чрезвычайно неровный слог. Тотчас видно, что не человек писал. Начнет так, как следует, а кончит собачиною".

Филиппо Филиппи                                                                                                                       Санта-Агата, 26 сентября 1865 года

Мой дорогой синьор Филиппи,

Я отсутствовал дней пять или шесть, так что ничего не слышал о здешних выборах, но знаю, что Сколари выставил свою кандидатуру и у него хорошие шансы победить. 

Если вы доставите мне удовольствие своим визитом, вряд ли вам, как биографу, придется долго описывать чудеса Санта-Агаты. Четыре стены, что защищают меня от солнца и непогоды, несколько дюжин деревьев, что я большей частью посадил собственноручно, лужа, что я нарек бы озером, если бы смог налить в нее достаточное количество воды...

И все это без плана без архитектурной композиции, - не потому, что я не люблю архитектуры, а потому, что было бы нелепо возводить нечто поэтическое в столь прозаическом месте. Поэтому прими мой совет и на время забудь, что ты биограф.

Я знаю, что ты - неутомимый, страстный музыкант... Но увы! Возможно, Пьяве и Марини сообщили тебе, что мы никогда не музицируем и даже не обсуждаем музыку в Санта-Агате, и ты рискуешь найти здесь фортепиано не только расстроенным, но еще и без струн.

Благодарю за лестное письмо, которое ты был так добр мне прислать, и остаюсь искренне твоим.

Оппрандино Арривабане                                                                                                                  Санта-Агата, 26 сентября 1865 года

Дорогой Арривабене,

Кажется, мы не писали друг другу целую вечность. Завтра я уезжаю в Париж. Зачем? Не знаю. Кончаю, чемоданы упакованы, и пора в дорогу. Пиши мне poste restante и расскажи в подробностях о новом парламенте и о наших делах. Очень спешу, поэтому прости за краткость новостей из Санта-Агаты.

Блэк здоров и сердечно жмет тебе руку. Привет от Пеппины, подписываюсь искренне твой.

Оппрандино Арривабене                                                                                                                                  Париж, 10 декабря 1865

Дорогой Рон-Рон, 

Написал бы раньше, если бы все лапы не были испачканы нотами из "Дон Карлоса", и ты получишь письмо из одних нот, которые, конечно, вместе взятые стоят гораздо меньше одного моего слова. Теперь, когда инструментовка окончена и нет опасности оттиснуть ноты вместо слов, могу сообщить, что опера завершена полностью, не считая балетов, что репетиции идут правильно, что сценические репетиции уже начались, и что я надеюсь показать премьеру в первой половине января. Что за сарай эта "Опера" (168)! Ей нет конца! Не хочу говорить об итальянских событиях. Я недоволен и опечален ими и не хочу огорчать тебя своими мыслями и предчувствиями. Передай мои наилучшие пожелания Пироли (169) и скажи, что я должен ему письмо - пусть простит меня: я очень занят.

Пеппина шлет привет.

168 - в английском издании - "barracks", казармы. Не знаю, что имеется в виду.

169 - Джузеппе, друг детства, профессор уголовного права, член правительства и сенатор.

Доктору Джузеппе Кьярпе (149)                                                                                             Санта-Агата Вилланова, 6 февраля 1867 года

Господин президент,

Меня глубоко взволновала честь, которой избирательный округ Борго Сан Доминго столь неожиданно меня удостоил. Она показывает, что я заслужил репутацию честного, независимого человека, и это значит для меня много больше, чем толика славы и успеха, что принесло мне искусство.

Поэтому благодарю вас, господин президент, и прошу передать мою благодарность всем избирателям, доверившим мне столь высокий пост. Вместе с тем заверьте их, хотя мне не дано стать украшением парламента в виде блестящего спикера, я принесу в него независимый характер, добросовестность и решимость из всех сил способствовать благополучию и славе нашей родины, которая так долго была разделена и раздираема внутренними распрями.

Пусть судьба осуществит наше давнее и до сей поры тщетное желание видеть нашу родину единой и пошлет нам правителя, любящего свой народ! Будем к нему очень внимательны. Может быть тот, кто вскоре будет провозглашен первым королем Италии, станет единственным, любящим итальянцев больше трона!

Кларине Маффеи                                                                                                                                Париж, 26 февраля 1867 года

Дорогая Кларина, 

Я не получил вашего письма, только две записки - от Пьяве и от Рикорди.

Бедная Кларина, вы так долго болели. Но ваше несчастье было не так ужасно, ибо явило вам доказательство любви и преданности ваших друзей. Вы должны совершенно поправиться и сберечь себя для этих друзей (раз вам так повезло, что они у вас есть), которые любят вас так нежно.

Вентури (170) тоже умер!

Что за злополучный год, совсем как 1840-й! Два месяца подряд я только и узнавал о смертях и несчастьях всякого рода. И они еще сложнее переносятся здесь, в этой стране, - несомненно, лучшей во всем мире, хотя я и не выносил оставаться здесь надолго. Не могу дождаться, когда уеду и доберусь домой, где мой бедный отец оставил 83-летнюю сестру и внучку семи лет. И две эти бедняжки в руках двух слуг!

Вообразите только, могу ли я, не доверяющий почти никому, верить в надежность этих слуг, ставших полными хозяевами в моем доме...

170 - завсегдатай миланских пивных салонов, в частности - салона Клары Маффеи.

Кларине Маффеи                                                                                                                                             4 июня 1867 года

Много лет назад (страшно сказать - как много) я была так очарована деревней, что настойчиво упрашивала Верди вырваться на лоно природы и принять несколько оздоровительных солнечных ванн, что укрепляют тело и успокаивают душу. Верди, очень похожий в этом на Обера, приходящего в ужас от пребывания в деревни, после долгих мольб согласился снять коттедж под Парижем. Рискну сказать, что среди прочих житейских радостей эта новая жизнь стала откровением для Верди. Он полюбил ее с такой страстью, что превзошел даже меня, и ответом на мои мольбы стало его поклонение лесным божествам. Он купил Санта-Агату, и я, уже обставившая один дом в Милане и один в Париже, должна была устроить pied-a-tierre (171) в новом владении прославленного музыканта из Ле Ронколе. Мы с огромным удовольствием принялись садить сад, который должен был зваться "садом" Пеппины". После того, как он разросся, он стал его садом. И скажу тебе, что в своем саду он царь и бог, за исключением моего уголка, куда он, по договоренности, не сует носа. Не могу присягнуть, что он всегда соблюдает эту договоренность, но у меня есть средства призвать его к порядку - угрозой посадить вместо цветов капусту, например. И этот сад, становившийся все больше и прекрасней, требовал усилий немного меньших, чем сам дом. Верди превратился в дизайнера, и не могу описать, какой хоровод кроватей, бюро и прочей мебели мы устроили. Достаточно сказать, что если не считать кухни, подвала и конюшни, мы ели и спали во всех углах нашего дома. Когда судьба Италии висела на волоске, и Верди с Гуэррини, Фьоруцци и другими господами привезли статут короля Виктора в Санта-Агату, они имели честь отобедать в коридоре, полном гнезд ласточек, которые свободно пролетали сквозь решетку и приносили пищу для своих птенцов. Теперь, с Божьей помощью, дом построен, и уверяю тебя, Верди распоряжался постройкой лучше любого архитектора. Итак, это четвертый наш дом. Но если солнце, деревья, цветы, бесконечное разнообразие птиц придают столько жизни и очарования этому сельскому уголку большую часть года, то зимой он становится печальным, безмолвным и пустынным. Тогда он мне не нравится. Когда необъятные равнины покрываются снегом, а голые ветки деревьев напоминают брошенные скелеты, я не могу поднять глаз и посмотреть наружу. Я закрываю окна шторами и погружаюсь в бесконечную тоску  и хочу бежать отсюда, чтобы чувствовать себя живой среди живых, а не теней на огромном безмолвном кладбище. Верди, с его железным характером, наверное, мог бы быть счастлив здесь и зимой, и нашел бы дела и развлечения по сезону, но он сжалился над моим одиночеством, и после долгих колебаний по поводу выбора места мы разбили свою палатку в виду моря и гор, и сейчас я обставляю пятую и, конечно, последнюю квартиру в своей жизни.

Похоже, рассказ получился слишком длинным. Будь снисходительна к этим детским пустякам по своей дружбе к Верди... и немного ко мне.

Джузеппина

171 - пристанище.

Паоло Маренги                                                                                                                                                      15 августа 1867 года

Почему вы пускали машину, хотя я строжайше запретил прикасаться к ней до моего возвращения? Я хотел бы знать, исполняют мои приказы или нет? Вы никогда не научитесь ни управлять, ни подчиняться! Пришло время покончить с беспорядком, и я с ним покончу.

Ты был неправ, и Гуэррино был неправ, отдав тебе ключи от мастерской - я доверил их ему.

Уезжаю в Париж. Пиши сюда: месье Верди, poste restante, Париж. На этом все.

Паоло Маренги                                                                                                                                           Париж, 16 августа 1867 года

Если бы ты, когда я попросил тебя свести счета, спросил у Спаньи, он бы сказал тебе, что стоят дрова. Но проблема в том, что каждый тянет в свою сторону без всякого взаимодействия, и имение приходит в упадок.

Завтра я уезжаю в Париж и повторяю свои приказания, чтобы наконец выяснить - понимают ли их и выполняют ли.

1. Помимо твоих обязанностей смотрителя поручаю тебе надзирать за лошадьми и кучером, которому поручено не так уж много. Он должен объезжать лошадей каждый день и не брать их в Буссето.

2. Скажи Гуэрино, чтобы никому не давал ключа от машины, прикажи вычистить ее и держать на замке, пока не получит от меня дальнейших указаний.

3. Повтори садовнику то, что я ему говорил. Сад должен быть закрыт. Никому не входить и никому не выходить из дома, за исключением конюха, и только на время выездки. Если кто выйдет - то выйдет навсегда.

Запомни, я не шучу. Отныне я собираюсь стать хозяином в своем доме.

Паоло Маренги                                                                                                                                              Париж, 4 сентября 1867 года

Позволь мне сказать тебе между нами, что лучше бы ты не посылал таких пустых писем. Неделя - долгое время. К примеру, ты пишешь, что расходы составили 518,06 лир, и просишь еще 276. Ради Бога, объясни, на что пошли эти деньги и зачем тебе еще 276 лир.

Далее, ты не сказал ни слова о доме и слугах! Они все померли? А что с конюхом? Чем он занят? Правда ли, что мой прежний конюх, Карло, умер в Пьяченце? И, раз уж зашла об этом речь, как дела у нас дома с холерой? Кажется, все это - весьма важные дела, и хотелось бы о них услышать. Очень скоро покину Париж. Напиши мне немедленно, как только получишь письмо, и дай мне ответ на все, о чем тебя спрашиваю.

Оппрандино Арривабане                                                                                                                               Генуя, 29 декабря 1867 года

Мой бедный Блэк очень болен; он уже почти не двигается и, видимо, долго не протянет. Я заказал другого Блэка, сделанного в Болонье, поскольку, если мне придет в голову написать нового "Дон Карлоса", мне не обойтись без подобного сотрудника.